*

Не так я представлял себе эту встречу. Ой, не так.

Моя фантазия рисовала мне картины банальные, но яркие – вокруг комната с разным ритуальным тряпьем, в центре комнаты обязательный стеклянный шар, пахнет жжеными оленьими рогами (это как, интересно?), и напротив сидит очаровательная она – цыганка из фильмов Кустурицы, с большими глазами и тяжелыми волосами, уже не молодая, но все еще голодная до жизни, до колдовских танцев с такими вот наивными гостями.

Моя фантазия рисовала и картины скверные – там я сижу на грязном полу в землянке, много лет не мытая и давно ослепшая затворница кудахчет на плохом русском свои заклятья, мне страшно, мне хочется сбежать, но ее воля держит меня на месте, а свежий отвар из мухоморов прибивает отекшие чугунные ноги к земле.

В реальности я как будто попал на безумное свидание вслепую. Она могла оказаться моделью, могла – уродиной. А оказалась вахтершей.

– А теперь, милый, подними ладони к лицу, плюнь на них и разотри, – прервала мои мысли знахарка.

– В смысле… Зачем?

– Затем. Плюй давай.

Я потянулся к повязке на глазах, но знахарка шлепнула меня по ладоням.

Черт, ненавижу делать странные вещи. Ну, потянулся, ну, плюнул, растер. Сижу, жду.

Знахарка начала еле слышно читать молитву. Сначала я почти не разбирал слов, потом сосредоточился и стал вылавливать отдельные фразы, отдельные куски. Кажется, она обращалась к небу: «…славься большое, и сильное, нависающее, пророческое, славься камень земной, здрав буде, купол небесный…» Чем дольше я вслушивался в ее бормотание, тем отчетливее представлял, как эта сухая женщина истончается, отдает свою энергию и силу куда-то наверх – сначала тонкой светлой струйкой, потом ярким пылающим потоком огня. Мои пальцы похолодели, голова закружилась, я почувствовал нити пота, как они тянутся с затылка под лопатки. Я понял, что старуха связала меня своими колдовскими сетями и проткнула иголкой самое мое естество – проткнула, и из него медленно вытекает накопленный яд.

*

Я заметил, что дрожу.

– Дыши-дыши, милок. Поплакай, если хочется. Поплакай, подыши еще. Все сойдется тогда, все сбудется. Потрогай лицо, – сказала она, и я это сделал. – Чувствуешь – липко стало? Потри лицо, – сказала она, и я это сделал. – Посмотри, сколько выходит из тебя. Все выходит, все это лишнее, все ненужное наружу идет. Пусть так, отпусти его. Поплакай, – сказала она, и я почувствовал, что по моим щекам текут слезы.

Я начал глубже дышать. Дышать в ответ ее бормотанию. Глубокий вдох, еще глубже, несколько коротких. Снова глубокий вдох, снова глубже, и еще несколько коротких. Господи, как же это хорошо! Как славно. Просто так дышать, и просто так потеть, и просто так плакать. И каждый миг посвящать себе, концентрироваться только на себе, не думать о лишней ответственности, о комфорте окружающих, телефонных звонках, расписании встреч, неотвеченных сообщениях, прогнозе погоды, балансе на карте, подборе удобной обуви, одежды, друзей, партнерш, коллег, мест, баров, ресторанов, автомобилей, фильмов, стримов, смыслов, масок и теней. Просто концентрироваться на том, как ты дышишь, как бьется твое сердце, как потеют твои пальцы, как информация течет по узким ложбинам твоего внимания… Да, именно так! И так может быть всегда, так может быть всегда, когда ты захочешь управлять входящим потоком вместо того, чтобы он направлял твою волю.

– Снимай повязку. Готово, – сказала знахарка. Я открыл глаза.

– Уффф, – я шумно выдохнул.

– Дальше все просто. Помнишь, говорил, что тебя будто с тела вынули и потом назад положили? И ты как будто чужой тут получился?