Слово «знаю» вообще органично подходило ей. Она действительно много знала. Но главное, что она знала – это что жизнь сложная штука и надо очень стараться, чтобы преуспеть в ней.
Ей было немного за тридцать и у неё был семилетний сын, которого она растила одна. Будучи кандидатом исторических наук, она могла часами увлечённо говорить про Великий Кыргызский Каганат или античную культуру Древней Греции, но особенную страсть она проявляла к временам эпохи Возрождения и итальянским мастерам искусства. Впрочем, ей нравилось абсолютно всё, что имело отношение к Италии. Такие имена, как Гуччи, Версаче и Армани, вызывали у неё не меньшую симпатию, чем Ботичелли, Тициан или Рафаэль.
Ухаживания Кыялбека она восприняла как должное. Как само собой разумеющееся она принимала и его подарки в виде дорогой итальянской одежды, драгоценностей, трёхкомнатной квартиры в центре Бишкека и коттеджа на Иссык-Куле, в элитном пансионате под названием «Маленькая Венеция». Несмотря на большую разницу в возрасте, она как-то быстро перешла с ним на «ты» и гармонично совместила в себе притягательность умных бесед и уютную любовь молодой, но опытной женщины.
Вместе они стали часто ездить в Италию, где иногда посещали картинные галереи, но гораздо чаще дорогие бутики. Ему нравилось быть рядом с женщиной, которая мягко подсказывала, как лучше одеваться и в какие театры им нужно сходить, но ему всегда казалось, что она знает и постоянно думает о том, что умнее его, и принимает его ухаживания только из-за его больших денежных возможностей.
Это ощущение порой портило ему настроение и размывало самооценку, которая за последнее время вроде бы сильно выросла. Раньше это было из-за властной Эркегуль, потом по причине слишком любвеобильной Зарины, а теперь и чересчур умная Ландыш ковыряла его незаживающие психологические ранки. Впрочем, ощущение, что он всегда может изменить свою жизнь к лучшему, помогало не думать об этом так часто, как это бывало прежде.
После культурно-закупочных поездок в Европу, в сауне с друзьями, он небрежно рассказывал, что видел в старинных соборах и даже пытался разъяснить, в чем была причина успеха эпохи Возрождения. Правда он часто путался в датах и сложных именах итальянских художников, но этого никто не замечал, тем более что он неизменно вытаскивал привезенное из Европы коллекционное итальянское вино. «Цена – от трехсот евро за бутылку. Специально привез для вас!», – подчеркивал он под одобрительные возгласы окружающих.
Его реноме продвинутого менеджера, хорошо знающего европейскую культуру и при этом не забывающего особенности местного менталитета, росло. Авторитета ему добавлял и тот известный в узком кругу факт, что у него три жены, и все они очень ценят его.
«У меня три жены – одна первая, вторая молодая, а третья умная», – под одобрительный смех делился он с друзьями. «Кыке, выходит, жизнь у тебя удалась?» – спрашивали его уважаемые люди. «Жаловаться не буду. Все хорошо!» – отвечал он. «Ну, может, еще четвертую заведу, только пока не знаю зачем, я ведь не железный…» – смеялся он вместе с дорогими друзьями и открывал очередную бутылку вина, привезенного из Флоренции…
Гром грянул, как обычно, неожиданно. Племянник Адилет, который к тому времени уже занимал пост министра, вдруг попал в немилость и был с треском уволен со своей должности. Более того, на него завели уголовное дело и только предупредительный звонок от друзей позволил ему за сутки до ареста перейти реку Чу вброд и добраться до Алматы. Оттуда он сел на ближайший рейс в Дубай и надолго затих в заблаговременно купленных там апартаментах.