«Ты мне ответишь!» – я скрипел зубами, но после пяти минут бесчестия уже матерился вслух, вымещая зло на собаке:

– Поедешь к Барину. И будешь нюхать задницы коров и бегать за гусями!

Себя не блокировал, агрессия сочилась через поры. Жак попал под раздачу. Рыча непереводимые эпитеты, сгреб бессознательного пса с асфальта и, удаляясь с ношей на руках, терял то малое количество энергии, которое еще осталось у монстра, на восстановление питомца. Я шел по аллее и чувствовал ее взгляд. Придерживая собаку, прима моего спектакля молча наблюдала это скандальное представление. Обернулся, в аллее никого. Ускользающий след исчез, словно окончательный плевок в душу.

Все время командировки хищник злился, но промучившись в изоляции голодную неделю, взвыл, сел в первый же поезд и вернулся к шпионажу.

– Ваш кофе, – официантка услужливо поставила чашку с густой ароматной пенкой, стакан воды и отступая, прятала глаза. – Не беспокоить, да.

В тамбуре послышалась возня. Двое загулявших пассажиров, не просыхая с Арзамаса, требовали продолжения банкета. Им было отказано в самой некорректной форме. Парни возмутились. По ушам резанули женские децибелы. Я усмехнулся, но так и остался единственным клиентом ночного вагона-ресторана.

Предвкушая встречу, оголодавший хищник сошел на перрон, взял машину со стоянки и проложил прямой маршрут. Часом позже Nissan Patrol бесшумно подъехал к дому Бригов и припарковался в мертвой зоне. Конспирация соблюдена, хищник сконцентрировался: «Ну и где же ты?».

Бриги общались за столом в гостиной, настороженная Ли несла караул у двери. Сама же причина моего унижения отсутствовала.

– Почти полночь! Что она себе позволяет? – сатанея, двинул по колену. Рисковать машиной у дома Бригов было равносильно суициду. Зверь провоцировал:

– Ты – не ее владелец.

– Да по хрен! Я – аномалия. Какое мне дело до логики вообще? Она – моя!

«Ты не появлялся в городе несколько недель. У тебя почти получилось спрыгнуть. Трое бессонных суток в пути. День запоя в вагоне-ресторане. И вместо отдыха ты как бездомный под ее окнами?!» – сорвался в ночь, навестил пару должников, восстановил «душевное равновесие», снова занял свою позицию…

– Три ночи?! – взревел, распугивая собак и дремлющих ворон на высоченных тополях. Саркастичный плевок предварил признаки неуправляемого пароксизма:

– О, пока мы буксовали, девочка вышла замуж или уехала к себе на юг.

Лежа на штурвале, хищник надрывался в параноидальной горячке:

– Она должна быть рядом! – Задыхаясь в припадке, предшествующем мутации, услышал кашляющий скрежет, как смертный приговор:

– Рядом?! А что ты будешь делать, если она и вовсе не вернется?

Автомобиль рванул в неизвестном направлении.

Хищник остывал под первым апрельским дождем и матерился. Самые лестные эпитеты предназначались «музе». Но меня настораживала моя реакция:

– Теперь меня ломает без нее?! – Сдался: «Влечение эволюционировало в зависимость». Но я не мог определить причины, нервно перебирая возможные источники. – И с чего меня так плющит? Животный магнетизм? Гипноз? Моя хеморецепция14? Ее аттрактант15? Просто от нее идет такое зовущее тепло… Я не понимаю, что со мной происходит.

Лихорадило по всем анализаторам. Все сенсорные системы были охвачены: зрение, слух, обоняние. Осязание и вкус вообще были под запретом. Но стоило попасть объекту в зону прямого обнаружения, инстинкты вступали в действие по принципу цепных реакций. Я становился неуправляемым и мог сосредотачиваться только на одном чувстве – седьмом. Проприоцепция16. Мышцы действовали скоординировано и безотказно. Спасался бегством. Что и доказал позорным пике двумя неделями ранее.