На Пленуме был рассмотрен и организационный вопрос. По предложению Л. И. Брежнева из состава Политбюро были выведены П. Е. Шелест и Г. И. Воронов, в связи с уходом на пенсию. Членами Политбюро стали Ю. В. Андропов и А. А. Громыко.

Вечером 27-го апреля, после окончания работы Пленума, группа первых секретарей обкома, я в том числе, пришли в здание ЦК на Старой площади, чтобы договориться о приеме у Л. И. Брежнева. Ему доложили, и он решил принять всех сегодня же, но не по одному, а всю группу. Нас было человек 7–8.

Леонид Ильич пребывал в приподнятом настроении, ещё не остыв от эмоций, вызванных «единодушной поддержкой» Пленумом. Стал комментировать некоторые положения доклада: «Запад стремится к экономическому сотрудничеству с СССР, предлагают льготные кредиты, с расчетом продукцией, что позволит окупить затраты за 5–7 лет (?!). И нам надо активнее использовать это».

Перевел разговор о большой личной загрузке международными делами: «Только в мае предстоят встречи с Асадом, визит в Польшу и ГДР, а затем поездка в США». Подчеркнул, что Пленум подтвердил главную роль ЦК в политической жизни страны: «Никому и никогда не отдавать ведущей роли партии! Хотя некоторые товарищи не выступили с самокритических позиций!» (Кого он имел в виду?) Тут же заявил, что отставка Г. И. Воронова и П. Е. Шелеста оправдана. «Мы не стали освобождать их на съезде, ради высоких принципов».

Затем речь пошла о положении в сельском хозяйстве. Эту тему поддержали некоторые товарищи, сетуя на трудный прошлый год, выражая надежды на то, что сейчас обстановка будет лучше. Он задал 2–3 конкретных вопроса и, потом, заявив, что устал, стал прощаться. Пожелал успехов и, уже на пороге кабинета: «Вы – моя опора!» Вновь посетовал на ведомственную ограниченность и узость мышления министров. (Опять тема Правительства.) И мы ушли.

Я на встрече промолчал. Впечатление двойственное. Налицо явная активность лидера партии, но на что она направлена? Все ли шаги достаточно взвешены? В чем причина размолвок с А. Н. Косыгиным, человеком умным, опытным и авторитетным в партии и народе?

В середине июля 1973 г., прибыв в Москву на сессию Верховного Совета СССР, я зашел к секретарю ЦК Ф. Д. Кулакову, ведавшему вопросами сельского хозяйства, и высказал ему наши принципиальные соображения о необходимости совершенствования управления сельским хозяйством. Мы готовили их долго, неоднократно обсуждали с учеными и специалистами на разных уровнях. Вопрос действительно назрел. Сложный, малоподвижный механизм управления, чрезмерная централизация, многозвенная регламентация сковывали инициативу хозяйств. Он внимательно слушал меня, задавал вопросы, с чем-то не соглашался. В итоге сказал: «Готовьте обстоятельную и доказательную записку в ЦК, тогда будем обсуждать Вашу идею». Я попрощался и направился к двери, Федор Давыдович остановил меня вопросом: «К Леониду Ильичу не заходил?» Я ответил, что нет. Он с укоризной добавил: «Надо чаще наведываться к Генеральному».

В ходе сессии я позвонил в приемную к Л. И. Брежневу. Мне сказали, чтоб перезвонил 17-го, возможно он меня примет. Я не стал звонить, а в этот день 17 июля, вечером, будучи в ЦК КПСС, поднялся на 5-й этаж. В приемной меня попросили подождать, сказав, что я записан на прием, но у Леонида Ильича сейчас находятся зарубежные гости. В приемной уже было 6–7 моих коллег. Примерно в 19.00 Леонид Ильич, как и в прошлый раз, пригласил всех нас к себе.

Беседа продолжалась почти полтора часа. После своей поездки в США, Л. И. Брежнев был полон впечатлений и использовал эту встречу, чтобы высказаться. «Нам надо чаще общаться, – начал он, многие секретари редко звонят. Конечно, я неплохо информирован о политической обстановке и хозяйственных делах на местах, это так. Но, одно дело информация аппарата ЦК, помощников, другое – прямые контакты с вами. Не стесняйтесь „побеспокоить“ лишний раз Генсека. Правда, нужно не размазывать беседу, доклады должны быть короткими, четкими и объективными».