покое все равно не оставят, и в конце концов, отнимут все нажитое, стали прятать в лесах свое имущество; зерно, муку, крупный сельхоз инвентарь, загоняли в труднодоступные лесные чащобы скот. Это не было тайной ни для кого, тем более для колхозных активистов и сельсовета. Реакция власти оказалась молниеносной и жестокой. Началось раскулачивание. Прибывший из района отряд во главе с визгливым, чахоточным уполномоченным, для начала, видно для пущей острастки, перестрелял особо рьяных, цепных псов. Затем, руководствуясь каким-то списком, стали выгонять из домов их хозяев, заставляя тех грузить на одну подводу все, что, по мнению тех, пригодится на новом месте. Разрешая взять с собой еще одну запряженную лошадь, чекисты, под истошный бабий рев, отправляли эти семьи в неизвестном направлении. Поначалу, у некоторых усадеб, собирались толпы односельчан, выражающих сочувствие своим соседям, чиня препятствия действиям вооруженных людей, но несколько выстрелов поверх голов, быстро подавило волю к сопротивлению. Степан, вместе с Никитой и всей их ребятней, еще долго, выйдя далеко за пределы села, пока не прозвучал винтовочный выстрел, демонстративно направленный в их сторону, сопровождали повозки с семьей несчастного брата Егора, подавленные предчувствием того, что видят его в последний раз. Позорная процедура длилась не более четырех часов, но вопли, рыдания с проклятиями, еще долго доносились со всех сторон осиротевшей деревни, и постепенно стихли только глубоко за полночь.

На следующее утро жители, не сговариваясь, потянулись к сельскому Совету, дабы попытаться понять, что происходит, а пуще того, что их самих ожидает в ближайшей перспективе. Там, на крылечке, в окружении местного руководства, стоял все тот же, вчерашний уполномоченный. Он с жаром, активно жестикулируя, вдалбливал в «слаборазвитые» мозги этого самого руководства, что-то очень важное, не вызывающее у него самого ни малейшего сомнения, но, что, как казалось, приводило в смущение его слушателей. Тот факт, что он находился здесь, и как будто знал, что народ обязательно соберется с утра пораньше, на лобном месте, говорил о том, что этот человек был большущим специалистом по раскулачиванию, и, что ждать от него добрых вестей не нужно.

– Товарищи, – взвизгнул уполномоченный, дождавшись момента, когда собравшаяся толпа прекратила увеличиваться в размере, – В то время, когда сознательное крестьянство объединяется в коллективные хозяйства, чтобы в едином порыве начать новую жизнь, затаившиеся и явные враги Советской власти не оставляют попыток сорвать эти созидательные планы. Кулаки и подкулачники, не в силах распрощаться со старым, обветшалым устройством жизни, а более того с добром, накопленным за счет эксплуатации беднейшего крестьянства, и есть главное препятствие на пути повсеместного установления колхозного строя. Партия учит – «кулак», злейший враг трудового крестьянства, должен быть ликвидирован как класс, и он будет ликвидирован, беспощадно и решительно. Всем товарищам, которые пока еще колеблются, советуем; отбросьте все сомнения, вступайте в колхоз. Не связывайте себя, с враждебным Советской власти и трудовому народу, элементом, «кулаком мироедом». Если кому-то, что-нибудь не понятно, спрашивайте.

– Что ждет вчерашних арестантов, куда же их отправили, в какую тьму тараканью? – после непродолжительного общего перешептывания, не много заикаясь, выдавил из себя Никита. – Весточку какую-нибудь, от них мы сможем получить, или как? – закончил он уже более уверенно, и замер в ожидании ответа. Наступила полнейшая тишина. Народ устремил свои взгляды в сторону уполномоченного. Уполномоченный слегка наклонил голову к местному главе партийной ячейки, и выслушал, по-видимому, краткую характеристику автора вопроса. Во всяком случае, мина секретаря как бы говорила, примерно, следующее, – да так, пустомеля один, но не из бедняков. Уполномоченный понимающе кивнул, бросил в сторону секретаря какой-то настоятельный совет. Уставив взгляд поверх толпы, он ответил, – с вашими односельчанами, я думаю, будет все в порядке, компетентные органы определят место их дальнейшего проживания. И если в новых местах они станут на путь исправления, то Советская власть простит их. Но выселение, это всего лишь одна, хотя и крайняя мера воздействия на враждебный Советской власти элемент. Есть и другие, не менее действенные способы, поставить зарвавшегося врага на место, и помочь разобраться сомневающемуся крестьянину в текущем моменте.