Кто бы мог подумать, что у ещё молодой, тридцати пяти летней женщины может случиться инфаркт?

- Злат, - я даже вздрогнула от неожиданности. - Позвони отцу, пока язык не заплетается! А то кто знает, как тебя растащит!- подколол Виталик.
Вот засранец! "Растащит", значит! 
- Я уже написала ему. Только сказала, что ночую у Эмбер.
- Ну и правильно, - он как-то странно на меня посмотрел и добавил, - Но обманывать родителей - последнее дело, ты же знаешь?
- Знаю, - мысленно закатила я глаза. Ещё и нотации мне читать будет? 
- Вот и я всегда это помнил. Особенно, когда две недели отлынивал от учёбы в третьем классе, ссылаясь на то, что в школе "трубы прорвало".
- В третьем классе? Две недели? - я зашлась безудержным хохотом. - И что? В итоге они узнали? - уточнила я, игнорируя армию восставших мурашек по всему телу от его бархатистого, грудного смеха. 
- Не-а! И для меня до сих пор остаётся загадкой - почему!
- Высший пилотаж! - мой смех звенел в плотных, густых сумерках, окутавших Bel Air. А кровь звенела в голове и отдавала в уши от положительных эмоций, рвущихся наружу после двух прошедших недель серой и горькой хандры. И не только от эмоций. Близость Виталика действовала на меня, как разряд электричества. Пробуждала и разгоняла сердце, как гоночный болид.

Небольшой паб в двух кварталах от дома как ни странно, был почти пуст и наш выбор пал на самую дальнюю кабинку.

Я неспешно потягивала полусухое "1000 Stories Cabernet Sauvignon" под его, если не тысячу, то десятки историй из детства и юности. И рассказывала свои. Хотя, в каждой из них так или иначе фигурировал он. Что я, естественно, опускала. 
Например, первый день в старшей школе, когда Виталий уехал на три недели со съёмочной группой в Чили и я ходила как на иголках, огрызаясь на всех подряд. Тогда я ещё не понимала, что скучаю по нему и очень переживаю из-за сложных трюков, которые любимому предстояло выполнить на тех съёмках. Или мой семнадцатый день рождения - единственный, который он пропустил, опять же, из-за работы. Праздник был испорчен бесповоротно. Все заметили, что настроение у именинницы на нуле. 
Не знаю, когда я окончательно осознала всю силу своих чувств. Может быть тогда, в семнадцать?
Я была околдована им. Он был моим наваждением, мечтой, а позже всепоглощающим соблазном и болью. 
И если раньше моя боль цеплялась корнями за щемящую сердце ревность, то сейчас она брала начало в его собственной боли. Но помочь любимому, я была не в силах. Просто не знала чем...
- Виталь, - на этот раз намеренно. Я специально так его назвала, пробуя границы дозволенного, как дети испытывают нервы родителей на прочность. 
Ха! - про себя усмехнулась я. Тоже мне "Отцы и дети"!
- Пойдём домой, Злат. Иначе, ещё пару шотов и тебе придётся тащить на себе здорового ста восьмидесяти семи фунтового кабана... - Боже! Слегка пьяный его голос ещё сексуальней... 
- Ладно. Идём! - засобиралась я. - Только в следующий раз говорите в килограммах. Так короче.
И он зашёлся заразительным, грудным смехом. 
Или я умею шутить или он пьянее, чем мне кажется. Скорее, второе.

Я снова еле успевала за его размашистым, быстрым шагом. Плелась слегка сзади и пожирала глазами высокую, широкоплечую фигуру. Была околдована им, ослеплена, одержима... Виталик лишал меня рассудка. Всё в нём манило и возбуждало: фигура, походка, голос, смех... Так было всегда и изменится ли когда-нибудь? Не знаю. С одной стороны, я молила Бога избавить меня от этой неразделённой любви, а с другой... Больше всего на свете боялась что это случится...