неподалёку плавает такой же дохлый собачий труп,

ненужный и неэстетичный, злая гримаса природы.

Холод одиночества, безразличный океан за спиной…

О чём ещё он думал тогда в отчаянии? Кого молил?

Степанов запомнил из того приключения одно —

человека спасают только присутствие духа и удача.

А вовсе не связи, не деньги и не слепая вера.

Человек открывает себя один на один с природой.

Сограждане много лет живут в больших городах,

там тоже жизнь не сахар и покой им только снится,

но города неминуемо искажают отражение личности,

социум не даёт полной чистоты эксперимента.

Степанова с малых лет тянуло к северным местам.

Узнав о том, что практику после третьего курса

студенты проходят на Камчатке, он сделал всё,

чтобы оказаться в коротком списке избранных.

Все однокурсники Степанова, жившие в городе,

искали место на практике поближе к тёплому дому,

иногородние тоже пытались наладить контакты,

алчно подыскивая для себя будущее место работы,

и только романтик Степанов мечтал повидать мир.

Он с товарищами заблаговременно навёл мосты,

чтобы в нужный момент всё вышло как надо,

поэтому их и послали в Петропавловск-Камчатский.

Вулканы, океаны, корабли – Степанов с детства

грезил загадочными бригантинами и буканьерами.

Мест для практики было немного, всего-то три.

СРЗ – явно какой-то "селёдочно-развесочный завод",

ЖБФ – однозначно "база флота", но зачем Ж в начале?

ПРКЗ – "ремонтно-корабельный завод", как иначе?

На деле всё вышло совсем не так романтично.

СРЗ оказался судоремонтным заводом "Фреза".

ЖБФ – прозаической жестяно-баночной фабрикой,

а ПРКЗ – Петропавловским рыбоконсервным заводом.

Разделились по два человека на предприятие.

Степанову и Запарацкому свезло – им достался ПРКЗ,

аккуратный заводик на окраине, в бухте Моховой.

Их поселили в чистеньком заводском общежитии,

напротив которого по утрам открывалась пивная точка,

в столовке при заводе кормили рыбным за сущие копейки.

Отчёт по практике Степанов написал всего за неделю.

Каких-то особенных хитростей на заводе не сыскалось.

Из океана приходил проржавевший корабль-колхоз,

стивидор собирал местных "бичей" на выгрузку рыбы,

а вербованные работницы сутками фасовали банки.

Работа в вонючем трюме фантастически адовая,

но платили за неё хорошо, "бичи" не жаловались.

"Безработных интеллигентных людей" бродило много,

бывшие моряки отсидевшие или просто спившиеся —

Степанов жадно искал бесед, слушал чужие рассказы.

Приятель Игорь днём спал, ночи проводил у соседок,

за стеной жили чебоксарские девахи, нанятые на сезон.

Игорь отслужил срочную, жил у зажиточных родителей,

отец обещал устроить сына на нужное местечко —

а вот Степанов не знал, возьмут ли его ещё хоть на курс.

В военкомате Степанова предупредили – всё, хватит!

Осенью готовь котомку с сухарями, Родина ждёт тебя.

Камчатка оказалась него последним глотком свободы,

военная кафедра фактически отреклась от Степанова,

зачем ему сборы, если не сегодня-завтра «заметут»?..

Отстранённый от сборов, Степанов попал как кур в ощип.

Непрошедших сборы к дальнейшей учёбе не допускали.

А пока Степанов бродил по туманным берегам Авачи,

пил вкуснейшее пиво на свете, вкушал икру и палтус.

Тогда рыба стоила недорого, навагой кормили скот.

Степанов не знал, что будет дальше – и никто не знал.

Оставалось отдаться на волю волн, не строя планов.

В один прекрасный денёк они собрались выпить,

вышли на Озерновскую косу вместе с "узниками СРЗ",

эти Лёша и Вова славились как те ещё весельчаки.

Кто-то надоумил приезжих посмотреть Сопку Любви —

как это так, быть на Камчатке и не повидать такое?

Вблизи Сопка внушала выпившим оторопь и уважение,

вроде бока покаты, а поди-ка подымись – страшно!