Сорвавшихся в крик и выдавших себя икбал выдернули из толпы немедленно. На этот раз Мэг успела прикрыть девочке глаза ладонью, но не могла заткнуть уши. Слыша вопли о пощаде, свисты мечей и предсмертные хрипы, Ирис цепенела. Сейчас… вот сейчас… и её… туда же? Ледяное кольцо стянуло горло, мешая дышать. Вот сюда рубанут, в шею… и отвалится голова, как у Айше-хатун. Её сейчас убьют. Насмерть.

– Девственниц оставьте, остальных утопить, – равнодушно бросил властный старик.

– Вы, курицы! – подхватил другой голос, намного тоньше. – Наложницы в одну сторону, рабыни и служанки – в другую, живо!

Всхлипнув, Мэг потащила девочку за собой. А сама то и дело сжимала ей плечи, словно напоминая: молчи! Молчи, дитя! Да та, если бы и могла, не выжала бы из себя ни звука. Невидимое хладное кольцо душило, душило, замораживая гортань, сковывая язык…

Прислуга тряслась в сторонке молча, пока поскуливающих гурий Сераля сбивали в маленькую толпу и повели, наконец, в гарем – на осмотр, как прикрикнул тот, с тонким голосом, но массивным оплывшим телом, чем-то похожий на бывшего главного евнуха. Одна из любимиц хасеки, оглянувшись в отчаянии, перехватила остановившийся взгляд Ирис и вдруг, затрясшись, ринулась в её сторону:

– Она… Её…

Стражник равнодушно, словно копируя своего властелина, вонзил меч ей под ребро, затем, не глядя, стряхнул с лезвия тело. Ему было наплевать, что там пыталась сказать эта девка. Строй нарушен, а разбегаться не дозволено. Привыкайте, что у нового хозяина не забалуешь.

Урок был достаточно наглядный. Девушки, съёжившись и не глядя больше на бьющуюся в предсмертных конвульсиях товарку, покорно, как овцы на заклание, засеменили вслед за двумя… мужчинами ли, евнухами ли в богатых халатах. Ирис кое-как, наконец, выдохнула – и вновь оцепенела, почувствовав на себе звериный взгляд. Единственный глаз у старика, который, оказывается, стоял совсем рядом, оказался жёлтый, хищный, с узким зрачком – как у рыси в питомнике, которая так и умерла, сражаясь, не подпуская к себе людей с ошейником и цепью. Вот сейчас её, Ирис, Баязедово отродье, и убьют…

– Кто такая?

Голос пробивался к ней словно через толстый слой ваты. У Ирис однажды болело ухо, и ей пришлось сидеть с согревающей примочкой полдня. Но сейчас – словно заложило оба.

– Моя дочь, господин, – еле слышно выговорила Мэг. И вроде бы случайно, боясь молвить лишнее и не соображая от страха, куда деть руки, схватилась за край своего платка и дёрнула. Рассыпались кудри, не рыжие, а больше в красноту, но теперь, глядя на женщину и ребёнка рядом, вряд ли кто усомнился бы в их родстве. Ах, Мустафа, Мустафа, бывший главный евнух Дворца наслаждений… Разве мог ты представить давным-давно, десять лет назад, что предложенная когда-то прекрасной Найрият служанка с её родины, рыжая веснушчатая ирландка, и твоё стремление угодить новой звезде, однажды спасут жизнь маленькой, никому не известной принцессе, дрожащей от страха?

– Как звать? – сощурился старик.

– И…И-и… Ир…

Отчего-то она не могла справиться с собственным именем и в панике сглотнув, замолкла. По щекам покатились слёзы.

Сухие пальцы впились ей в подбородок, заставив приподнять голову. Девочка зажмурилась. Нельзя смотреть в глаза, иначе рысь разозлится и вцепится в горло…

– Как зовут твою мать? Ну, быстро!

– М… Мэ… Мэ-аг-ги-и…

Вместо гладкой речи изо рта вырвались какие-то лающие звуки. Невидимое кольцо по-прежнему сжимало глотку, мешая говорить.

Старик скосил глаза на служанку, жмущуюся к стене. Та истово закивала, трясясь.

– Точно так, господин, Мэгги Северянка, так её и кличут.