Услышав, как за матерью захлопнулась дверь, Антуанетта спустилась вниз. Джуди поджидала ее у лестницы. Опустившись на пол и обвив руками шею старой собаки, Антуанетта уткнулась лицом в ее теплую мягкую шерстку. Она так часто делала это в прошлом. И как прежде, на глаза набежали слезы и медленно потекли по щекам. А Джуди, чувствуя отчаяние своей хозяйки, лизала ее лицо, словно пытаясь утешить.

В гостиной ей в нос тотчас же ударил запах врага, врага, которого она надеялась никогда больше не увидеть. И Антуанетта напряглась, словно маленькое животное, чувствующее опасность.

Она ощущала его запах даже в пустой комнате. Это лишний раз подтверждало, что события прошлого вечера не были сном.

Вчера на пороге гостиной она будто остолбенела под тяжелым отцовским взглядом. Потом бросилась из комнаты, роняя свертки с подарками, скорее вверх по лестнице, в свое убежище. И не выходила из спальни, пока он не ушел, терзая себя вопросами, пытаясь понять, что происходит. Ей казалось, у них с матерью началась новая жизнь, но теперь она понимала, что Рут просто тянула время, ждала, когда сможет наконец вернуться к своей старой жизни. А она, Антуанетта, лишь помогала ей скрасить ожидание.

Отец ушел несколько часов назад. Его увольнительная закончилась, и он уже должен был вернуться в тюрьму, а этот запах табака, геля для волос и пота, который она так хорошо помнила, все еще окутывал комнату. Ее взгляд наткнулся на пепельницу, полную раздавленных окурков от самокруток, – явное доказательство его визита. Антуанетта открыла все окна, очистила пепельницу, но запах все равно витал в воздухе, вызывая болезненные воспоминания.

Она столкнулась лицом к лицу с фактом, что в свою первую же увольнительную после полутора лет пребывания в тюрьме из положенных четырех отец прямиком направился к своей жене, и та его приняла. И не просто приняла, терпеливо, неизбежно, равнодушно, а встретила с распротертыми объятиями.

Отец осквернил своим присутствием их дом. Антуанетте казалось, будто она ступила на зыбучий песок и борется изо всех сил со стихией, засасывающей ее в прошлое, в то мрачное место, где она жила столько лет. Она запрещала себе думать о минувшем вечере и, словно за соломинку, цеплялась за привычные, знакомые предметы. Но в их гнездышке, в их викторианском домике, она уже не чувствовала себя в безопасности.

Теперь же сквозь оцепенение пробивалось еще одно чувство. Мысль о том, что мать предала ее, разжигала в ней злость, которая постепенно овладела всем ее существом.

«Как она может? Как можно заботиться о мужчине, совершившем такое? Она же знает, что он сделал со мной, ее дочерью. Как она может после этого любить его? – спрашивала себя Антуанетта снова и снова, мечась из угла в угол. – Если она смогла простить его, тогда что же на самом деле она чувствует ко мне? Все это время она обманывала меня?»

Хотя мы и являемся хозяевами своих сердец, очень трудно бывает накинуть узду на свои чувства. И Антуанетта не была исключением. В одно мгновение она чувствовала ненависть к своей матери, а через минуту ей снова хотелось вернуть ее любовь.

Но ответам на вопросы, которые Антуанетта задавала самой себе, не было места в ее сердце. Ее бросало в дрожь при одной только мысли о том, что всего в нескольких футах от ее спальни родители делили одну постель.

Неужели у них был секс, содрогалась она, и ей становилось дурно от того, что Рут могла так охотно отдать то, что приходилось брать силой от ее дочери. И что хуже всего, Антуанетта знала: ее мать, так радостно принявшая ее отца в свой дом на выходные, будет ждать его возвращения и позволит остаться в их милом домике навсегда.