Небеса не рухнули. Не раздался звон колоколов. Вообще ничего не произошло. Повисла тишина, и лишь по ней можно было судить, что произошло что-то необычное. Она являла ту черту, что навсегда разделила их по отдельным вражеским лагерям. «Как минута молчания» – некстати подумала Элиза, вспомнив о традиции смертных. «Мы, видимо, тоже отдаем дань уважения прошлым приятельским отношениям. Это начало конца. Чем наш разговор завершиться – я не знаю, но это начало конца».

Тем временем Никита ее разглядывал – слишком внимательно, пытаясь, видимо, найти сверхъестественные отличия девушки от обычного человека. Но не находил. Кровь молодого юноши сделала свое дело – утолила голод и оживила те ткани, которые уже много лет должны были быть мертвыми.

– Ты вампир? – недоверчиво переспросил он. – но вампиры же не существуют. Их нет. Это просто сказки для детей и образы для фильмов…

Элиза поборола желание ухватиться за возможность перевести все в шутку.

– А если существуют? И если это послание на бумаге написал тебе такой же вампир, как и я?

Никита с ужасом посмотрел на записку неведомого ему существа. Потом, как бы себя убеждая, проговорил:

– Но ты не похожа на вампира.

– Что же тебе мешает поверить? – с грустным вздохом спросила девушка.

– Твои зубы, – немного подумав, ответил он, и обрадовался, что нашел подходящий аргумент. – Да, твои зубы. У вампиров же клыки!

Неверие – или, скорее, нежелание верить – юноши все еще давало шанс вернуться назад, до этого неприятного им обоим разговора. Но Элиза не стала им пользоваться. Она решилась на откровенность, и не будет хвататься за столь любезно предложенную соломинку.

– Ты прав, вампиры имеют клыки. Но только в фильмах мои собратья разгуливают по улицам, ужасая прохожих своим внешним видом. В действительности клыки проявляются лишь непосредственно перед утолением жажды или на последней стадии голода. И еще: страх распятий, чеснока, осиновых колов, а также сверхъестественные способности как, например, умение летать и проходить сквозь любые щели – это все выдумки фильмов и книг, к нам они никакого отношения не имеют. Но есть кое-что, соответствующее правде: умение быстро двигаться и особый магнетизирующий взгляд, – закончила Элиза, умолчав лишь о способности читать мысли смертных.

– А гробы? – даже без особого таланта вампиров было заметно, что Никита чувствует себя присутствующим на пьесе абсурда.

– Гробы, – повторила Элиза. – Знаешь, до недавнего времени я тоже думала, что гроб – это необходимый атрибут жизни вампиров. Оказалось, что нет, – взглянув на юношу, она осеклась. Потом спросила: – Ты мне не веришь, ведь так? Не веришь в существование бессмертных существ, ни в то, что я не являюсь человеком…

Никита почувствовал себя виноватым.

– Прости, но в это трудно поверить.

Девушка молча смотрела на него и думала – думала, как же доказать ему свои слова, но при этом не причиняя вред. Она могла взять юношу на свою охоту, но это ничего бы не изменило. В их время хватает психически больных людей, которые не то, что кровь пьют, а насилуют матерей и убивают детей. По своей жестокости вампиры сильно отстают от отдельных представителей рода человеческого. В былые времена у людей хоть мотив был на убийство – наследство, ревность, нанесенная обида… А сейчас? Элиза буквально вчера обсуждала с Лестером газетную статью: в ней писалось о маньяке, который убивает голубоглазых блондинок, чей рост не превышал 160 см. Он встречал их на улицах города, знакомился, а потом в подворотнях убивал. Так зачем он это делал? Вначале Элиза подумала о Лестере – может, это его рук дело, но нет. Вампир не стал бы ей лгать в этом вопросе. «Милая, я ценю завышенное мнение обо мне, но тем маньяком являюсь не я. Конечно, в прошлые времена я не гнушался такими развлечениями, но я уже давно оставил такого рода занятия. Теперь люди стали намного бесчеловечнее. Почитай прессу – истории, написанные в ней даже меня заставляют содрогаться от ужаса» – вот что ответил ее спутник. Тогда они стали думать о появлении в их городе другого бессмертного – слишком уж вызывающими были эти убийства. Опять мимо. Они нашли того парня, который совершал те зверские дела: им оказался двадцатилетний юноша с проблемами на сексуальной почве. Ему когда-то отказала именно голубоглазая блондинка, ростом чуть выше 150 см., отказала и вдоволь поиздевалась над его внешностью, задела самолюбие, и невольно послужила причиной необратимых изменений в психике.