Ездить в Париж на светские балы мне не было необходимости, так как я была уже помолвлена, а уезжать из моего маленького мирка ради общения с пустоголовыми моими ровесницами и инфантильными мужчинами я не желала. Через год должна была состояться моя свадьба с молодым американцем французского происхождения Этьеном Мак-Клелландом. Этот брак был оговорен нашими родителями задолго до нашего с ним рождения. Я не видела в этом ничего противоестественного или хоть как-то ущемляющего мою свободу. Со свойственной юности беззаботности я относилась к этому легко. Год мне казался вечностью и был также далек, как и Америка. Я жила настоящим. Я была счастлива.
Но вскоре это закончилось, хоть ничего этому и не предшествовало. Просто мой брат свел знакомство с одним молодым человеком – Эстошем де Фуа.
Последний счел нужным о себе сообщить лишь то, что он француз, приехал из Парижа ознакомиться поближе с сельской местностью – в частности, с нашей провинцией. То, что он из знатной семьи, обладает светскими манерами и рекомендован влиятельными парижскими лицами, открывало перед ним любые двери. В том числе и наши.
Через довольно непродолжительное время Оноре и граф стали неразлучными друзьями. Настолько близкими, что Оноре предложил быть графу гостем в нашем доме, на что последний любезно согласился. С моим братом Эстош проводил все свое время – с наступлением темноты. В светлое время суток я де Фуа никогда не видела, но странного и необычного в этом не находила. Мало ли какие причуды могут быть у человека…
Но это была не единственная его странность. В комнату графа никто не имел права входить без особого разрешения. Он не использовал для своих нужд слуг, что было не просто странно, а возмутительно – ведь в то время дворяне сами не одевались. Мы с Оноре эти причуды Эстоша приписывали его воспитанию, так как он был всегда безукоризненно одет и тщательно причесан. Также граф зачастую трапезничал отдельно у себя в комнате, забирая поднос с едой около двери в нее, не пропуская слуг даже на шаг туда.
В остальном же это был милый и обходительный молодой человек высокого роста, белокурый и белокожий. Двигался он грациозно, как кошка. И хотя его бледный – даже очень – цвет лица более подошел бы каком-нибудь инфантильному парижскому хлыщу, это был настоящий мужчина. Граф был одного возраста с Оноре, но его серые глаза говорили об опытности, не характерной для юности. И было в нем что-то притягательное, неуловимо чудесное, что его отличало от всех остальных известных мне мужчин.
У графа была еще одна особенность: он обожал ночные верховые прогулки. Эстош брал лошадь поноровистее и ускакивал вдаль от замка. К сожалению, его отъезды попадали на разное время и мне никак не удавалось составить ему компанию, чего очень сильно хотелось сделать. Но видимо граф во время верховой езды предпочитал одиночество, так как никогда не предупреждал о ней, а просто уходил в конюшню за лошадью, тем самым давая понять, что спутники ему не нужны.
Но я была им очарована. Меня не смущали его причуды, всему можно было бы при желании найти объяснение. Я была им заинтригована, он меня взволновал. Естественно, я в него влюбилась…
Как-то вечером спустившись вниз, в гостиной я застала Оноре и Эстоша за разговором. Они пили вино и что-то бурно обсуждали. Мне стало интересно, и я осталась их послушать.
– То, что ты сейчас говоришь, является полнейшей чушью, – с едва заметным раздражением говорил Эстош. – Я не понимаю по какой причине ты так рьяно ты защищаешь церковь? Что она тебе дала?
– Веру, – невозмутимо ответил мой брат, – и этого вполне достаточно.