– Ты сутенерша?
Понимание этого всплывает само, давит атмосфера и окружающая обстановка.
– Грубое слово. Саш, иди домой, а?!
– Значит… это же не ты… тебе девятнадцать лет, что ты творишь?!
– Люди меняются, Сань.
Людка начинает уходить, и я на автомате хватаю ее за рукав кожаного плаща. Ее «охрана» в момент реагирует на мой всплеск агрессии, завязывается потасовка. Один из них вытаскивает нож, я чувствую, как холодное лезвие рассекает кожу на руке, и успеваю выбить бабочку, прежде чем она войдет в мое горло. Слышу крики и скрип тормозов. Ныряю вниз, подбирая нож, и за секунду до того, как меня начинают оттаскивать, вонзаю его в живот одного из этих мужиков. Это происходит случайно, меня толкают в его сторону и резко тянут назад, но уже поздно. Гул толпы, выбежавшей на крики, выстрел, захват, вынуждающий сесть в машину, на секунду прикрываю глаза, а когда распахиваю, улавливаю боковым зрением черную балаклаву, натянутую на голову Маратика.
– Мне кажется, я кого-то прирезал, – разжимаю пальцы, и нож падает на коврик.
Лукьянов матерится, но ничего не отвечает. Мы едем куда-то очень долго, время переваливает за час ночи, но машина продолжает ехать.
– Где мы? – откидываюсь на спинку.
– Нужно сжечь тачку, нож, шмотки. Людка выкрутится.
– Ты был прав, ей…
– Она спит с Аккордом. Поэтому она выкрутится, и поэтому она неприкосновенна. Она уже давно не та, кем ты ее себе рисуешь.
Сжимаю переносицу, отворачиваясь к окну.
– Но она по-прежнему расходный материал, как и все мы. Только твоя сестра этого не понимает!
Марат дергаными движениями вытаскивает сигареты, прикуривает, открыв форточку, и заворачивает в лес.
– Здесь все сделаем. Сука, если Аккорд узнает, мы с тобой оба трупы.
– Они меня видели, все.
– Я постараюсь что-то придумать. Не знаю… выход должен быть.
Эти слова, сказанные Маратом в ту ночь, отпечатались в моей памяти на всю жизнь. Я знал, что выхода не было, я его не видел. Все закрутилось слишком быстро, настолько, что ничего уже не могло что-либо изменить. Я подставил Марата, Люду… заварил всю эту кашу и не в силах ее разгрести.
В город мы возвращались поодиночке, и меня уже ждали. Я не успел дойти до подъезда. Несколько машин, стоящих по периметру, и пристальные взгляды говорили об одном – меня больше нет. Я знал, что будет дальше, и надеялся, что мама ничего не увидит. Я умру сегодня, возможно, в муках, и мне было страшно. Страх – это нормально, если ты не чувствуешь страха, ты перестаешь быть человеком. А я им был, пока был.
Глава 9
Какое-то пугающее чувство, оно окутало внутренности, и я проснулась, вскочила с постели, отчетливо понимая – что-то произошло. Холодный пот и дикий страх.
Откинув одеяло, всунула ноги в тапки и аккуратно подошла к окну. Отодвинула штору, смотря на пустой утренний двор. На часах шесть утра, солнце уже встало.
Переминаясь с ноги на ногу, я все же задернула занавеску, пошаркав в ванную. Окатив лицо ледяной водой и почистив зубы, села на край ванны, смотря на свое отражение в зеркале. Меня продолжало крутить, и я не знала, с чем это связано, ровно до тех пор, пока в дверь не начали настойчиво стучать.
Взглянув в глазок, я удивилась, но что-то внутри напряглось еще больше. Люда, стоявшая за порогом, обнимала себя руками, иногда растирая по лицу слезы.
Щелкнув замком, я впустила ее в квартиру, пребывая в шоке.
– Марина, мне нужно связаться с Яковлевым.
– Зачем?
– Это важно.
– Шесть утра, Люд.
– Сашу могут убить, – она опустила взгляд, а меня повело, я еле успела ухватиться рукой за комод позади.
– Это из-за тебя, из-за того, чем ты занимаешься? Это ты во всем виновата! – я обвиняла, смотря ей в глаза, и видела, что ничего в ней не дрогнуло, ничего.