- Здравствуйте, - останавливаюсь ровно за его спиной.

- Марина, шикарно выглядите.

Мужчина оборачивается, поднимаясь на ноги.

- Спасибо.

- Это… это вам, - протягивает букет из пяти алых розочек.

Вдыхаю цветочный аромат и присаживаюсь на отодвинутый для меня Константином стул.

- Я так рад, что вы позвонили.

- Может быть, на «ты»?

- Конечно, - улыбается, принимая из моих рук цветы и ставя те в принесенную официантом вазочку.

- Значит, ты моряк? – делаю глоток апельсинового сока.

- Капитан-лейтенант, - салютует мне аналогично наполненным стаканом.

Доронин.

- Саня, хорош бухать!

Знакомый голос, еле доносящийся через марево отчаяния и литры алкоголя. Разлепляю глаза, озираясь. В кабинете темно, плотно задернутые шторы не пропускают дневной свет, на столе пепельница с тлеющей сигаретой, дымок которой вьется в воздухе под тускло горящей лампой. По правую руку початая бутылка водки. Упираюсь ладонями в ручки кресла, откидываясь на высокую кожаную спинку, чувствуя тошноту.

- Слушай, завязывай, - Марат садится на край стола, отгребая в сторону бумаги, те валятся на пол с нервирующим шумом.

- Тихо ты, - прищуриваюсь, сводя брови.

- Завтра встреча с банкиром, а ты на ногах не стоишь. Мне, что ли, туда ехать?

- Погоди, это же завтра, - ухмыляюсь, - я сейчас еще выпью и буду огурцом.

- Ага. Завязывай, сказал, - забирает со стола бутылку, - в душ вали.

- Ты с кем разговариваешь? Страх потерял? - тянусь в ящик стола, доставая ствол и направляя тот на Лукьяна. - Я тебя здесь пристрелю, понял?! Вон пошел.

- Придурок, - Марат отталкивается и, швырнув папку к моим ногам, широким шагом идет к двери.

- Сука! – давлю на курок, и выстрелив, опускаю руку.

На выстрел сбегается охрана, Марат матерится. Пинаю валяющиеся у ног бумаги и, перешагнув через них, наливаю в стакан водки. Замахнув содержимое в себя залпом и положив ТТ на стол, пересекаю кабинет, касаясь пальцами дыры от пули в стене.

Лукьянов вылетает в коридор, хлопнув дверью, продолжая отборно материться, Глеб же, потирая лоб костяшками пальцев, оценивает обстановку.

- Александр Николаевич…

- Вышел отсюда.

Кивок, и долгожданная тишина. Остаюсь один, вновь и вновь отлетая на несколько месяцев назад. Под ладонями ее плечи, в ушах крики и слезы. Почему? В миллионный раз задаю себе вопрос, не дающий покоя: как я мог? Зачем? Но ответов нет до сих пор. Содеянное не отмотать назад, не стереть из памяти, с этим приходится жить.

Боль нарастает с каждым вздохом, каждой прожитой секундой. Сожаление, никому не нужное самоистязание и плавящиеся внутренности. Меня пошатывает, я почти не осознаю происходящее, вижу лишь размытые силуэты, отдергиваю штору, тяну с силой, так что карниз падает на пол, перешагиваю, присаживаясь на подоконник, и протягиваю руку к стоящей на нем бутылке текилы. Отлично.

Сворачиваю крышку, прежде чем в кабинет влетает сестра. На ней распахнутый длинный ярко-красный пиджак и черное облепляющее фигуру платье. Открыв дверь, Людка застывает, опускает сжатую в кулак ладонь, тяжело вздыхая. Медленным шагом обходит кожаный диван, присаживаясь на самый край.

- Нравится? - закидывает ногу на ногу, вздернув идеальную черную бровь.

- Чего?

- Спиваться? Я вижу, ты втянулся, - ехидно смотрит на бутылку в моих руках.

- Отвали, - делаю глоток, жидкость прокатывается по горлу, ткани которого уже совершенно не реагируют на горечь.

- Слушай, долго ты еще будешь себя жалеть? – усмешка. - В кого ты превратился? Не мужик – тряпка.

Сжимаю стоящую рядом рюмку, и стекло хрустит под пальцами, разрезая кожу. Капли алой крови бесшумно капают на паркет.