Феодор с трудом поднял голову – хмель упрямо тянул в сон – и, глядя на довольного черта, промычал:

– Издеваешься, гад? Убью, тварина!

Попытался подняться, угрожающе заревел, но только и смог, что рыкнуть – свалился на лавку, беспомощно замычал.

– Даже и не хотел! – чертяга изобразил почти настоящее изумление. – Господарыня живая, я тряпицу с кровушкой ейной принес, князюшко меня за это покормить обещал…

– Врешь… – из-за печи показалась заплаканная Марьяна. В руках у кухарки обнаружилась большая чугунная сковорода, и, судя по тому, как она ее держала – сим предметом женщина умела отлично пользоваться даже не по назначению.

Черт тут же поспешил оградить себя от надвигающихся люлей:

– А вот и нет! И весь я честный! – Даже встал в позу, подперев руки в бока. – Или как меня княже одного по замку бы пустил, да еще и в таких красивых штанах? А? Да и больно мне надо тут между вами ошиваться, у меня в Аду столько дел! Столько рогов не сломано, столько хвостов не кручено – беда! А я весь тут, вот, гляньте!, Несчастный такой без господарыни моей! – с натуральным отчаянием завыл он. – Голодный весь, аж пузо ноет!

И не без удовольствия принялся разглядывать удивленные лица и замершие позы новых знакомых. Откровенно наслаждался произведенным эффектом, даже про еду слегка подзабыл.

Первой очнулась Марьяна.

– Садись! – кивнула черту на лавку, сама тут же поставила перед ним глубокую тарелку. – Ешь, что хочешь, только рассказывай все и подробно!

– Это я с радостью! – Довольный, повеселевший черт тут же занял предложенное место. – Прямо все? – спросил неуверенно, одним глазом глядя на кухарку, другим на большой каравай.

– Все, – Марьяна села рядом, положила перед ним хлеб. – Не спрашивай больше, ешь. Только рассказывать не забывай.

Черт отломил от хлеба огромный кусок, сунул в рот и начал рассказ.

В замок князь вернулся злой, весь в кровавых синяках. На видавших виды доспехах свежими пятнами блестела сажа, брови, ресницы и кончик носа обгорели, а подошва на сапогах истлела так, что видны были покрытые волдырями ступни.

В покои свои шел молча, но молчал так, что из замковых окон попрятались вечерние лучи засыпающего солнца, а обслуга и живность умело притворялись тенями. Вроде и привычно такое княжье настроение, но всегда боязно.

– Я же говорила, – Любава дождалась, пока Доброгор устало упадет на кровать, подошла, осторожно сняла с него сапоги. – Ох, Многоликий! И как же ты терпел?

– Я пробивался со всею мощью, – князь прикрыл воспаленные глаза, зло проскрежетал зубами, – но там такая защита! Бараос, тварь, все сделал, чтобы ни один маг из Белой долины туда не сунулся!

– А ты как бы поступил? – богиня, сочувственно вздыхая, принялась снимать с любимого одежду. – Сам же там бойню в прошлый раз устроил.

– Я за дочерью приходил! – ойкнул князь – вместе с одеждой снималась обгоревшая кожа. – Я бы этот лес сжег до последнего пня!

– Вот и получи, что есть. Не вернуть нам Лизу такими путями. Вся наша магия там бессильна.

– Точно! – Доброгор вскочил, не подумавши, и тут же завалился, не справившись с болезненным спазмом. – Точно же, – простонал беспомощно, – не магией Темный лес брать надо.

– А чем же?

– Смекалкой. Нужно Владилена позвать. Он куда угодно пролезет, а уж ради Лизы и подавно.

– Не боишься его на смерть отправить? – с сомнением спросила Любава, но в голосе скользнула надежда.

– Не дурак он у меня, – уверенно ответил князь. – Просто так подставляться не станет. Да и я наказ дам. Кроме него все равно некому…

Драгомир нашел несостоявшегося зятя на конюшнях. Владилен уже сидел в седле, собираясь покинуть замок. Подивившись в который раз на глупое бесстрашие воина, молодой князь встал перед лошадью и, скрестив руки на груди, вальяжно сказал парню: