Шарапова, взвизгнув и все так же заразительно хохоча, попробовала убежать. Но в этот раз он поймал ее почти сразу и, крепко обхватив руками талию, прижал к стене.

– А победителям приз полагался в вашей игре? – шепнул ей на ухо, обжигая щеку горячим дыханием.

Девушка попробовала отстраниться, но лучше бы она этого не делала. В какой-то момент дыхание их смешалось, губы оказались в опасной близости. Юлька беспомощно выдохнула и подняла к нему глаза, враз перестав смеяться. И в то же мгновение губы Гончарова, сухие и горячие, прикоснулись к ее губам, завладевая ими настойчиво, властно, почти грубо. Это не было неожиданно, но все равно ошеломило, однако она не оттолкнула его. Неуверенно, несмело ее руки потянулись вверх, касаясь его сильной шеи, обнимая, зарываясь в волосы, а губы, дрогнув, ответили на поцелуй – ненасытный, пьянящий, страстный. Мужчина все сильнее сжимал ее в объятиях, а губы покрывали поцелуями глаза, лоб, щеки, подбородок, шею, заставляя ее откинуть голову назад.

– Не могу больше без тебя… – прошептал он, прижимаясь губами к ее ушку.

Уж неизвестно, чем бы все закончилось, если бы вдруг внизу не брякнула тяжелая дверь.

Юля встрепенулась и отвернулась, а Гончаров уткнулся лбом в холодную стену. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.

– Где ты живешь? – спросил он, отстраняясь.

– На четвертом этаже, – она собралась отойти от него, но Гончаров не позволил.

– Идем, – он взял ее за руку и повел за собой.

Юля с трудом отыскала в сумочке ключи от квартиры, но вставить их в замочную скважину сразу не получилось. Матвей не сводил с нее взгляда, а у девушки дрожали руки.

Не говоря ни слова, мужчина взял ключи и сам открыл дверь. Юля вошла и включила в прихожей свет, потом в коридоре и на кухне, куда прошла и обернулась, глядя на Гончарова, который последовал за ней, но не приблизился. Обопершись о столешницу, мужчина играл брелоком с ключами и, глядя на нее из-подо лба, хмурился. Он будто чего-то ждал, хотя и знал, она не станет протестовать, если он приблизится.

– Матвей, – начала она, понимая, что должна ему об этом сказать, нет, не для того, чтобы остановить или охладить пыл, скорее потому, что страшилась разочарования и сожалений.

– Слушаю тебя, дорогая? – вкрадчиво откликнулся он.

– Послушай, если ты решил, что, затащив меня в постель, получишь феерическое удовольствие, то, боюсь, тебя ждет разочарование! – выпалила она.

Гончаров в ответ лишь вопросительно приподнял брови, ожидая продолжения.

– Я… Я не смогу… Я вообще фригидна!

– Это с чего вдруг ты так решила? – уточнил он, стараясь говорить серьезно и сдержать смех, но ямочки все равно заиграли у него на щеках.

– У меня были мужчины…

– Мужчины? – удивленно переспросил.

– Ладно, мужчина. Один. И ему не понравилось. И мне тоже! Вот!

– Этот твой мужчина был полным профаном и болваном, который ничего не знает о женском теле! И он не знал тебя! Ты умеешь быть холодной и неприступной, но внутри чувственна и темпераментна, сексуальна и горяча… Он, этот твой мужчина, просто не знал, где спрятаны потаенные струнки твоего тела, а я знаю. Тебе будет хорошо, я обещаю. Иди ко мне! – не попросил, приказал он нетерпеливо.

Юлька закусила нижнюю губу, чувствуя, как подкашиваются коленки.

– Мне нужно в ванную, – пролепетала она и бегом кинулась в коридор, чувствуя себя при этом глупой, жеманной трусихой.

Матвей снова потянулся за сигаретами, ощущая острую необходимость в спиртном, которого здесь, конечно же, не было.

Шарапова, оказавшись в ванной, трясущимися руками стала расстегивать молнию на куртке, потом сняла с себя всю одежду и бросила на пол. Открыв стеклянные дверцы душевой кабинки, девушка ступила на кафельный пол молочно-кремового цвета, коим вся ванная комната была отделана.