Но для начала необходимо забрать себе трон.

– Кстати. Мизория хочет предложить тебе своего красавца. – Матушка вежливо поклонилась очередной знакомой леди. – Дескать, давно считает, что нашим семьям стоит укрепить связи. Возможно, чувствует опасность. Хочет подослать шпиона.

Малврае вздрогнула, резче, чем следовало, оборачиваясь к леди Бризанне.

– Келтран?

– Келтран, милая, – промурлыкала матушка, сжимая ее плечо и почтительно кивая кому-то другому в соседней ложе. – Не снимай улыбку, будь добра.

– Простите, госпожа…

Мизория готова была отдать своего божественного сына в гарем Мэл? Дорогой подарок, возможно, куда дороже дэва. Это милость? Или хитрость? Больше походило на хитрость, матушка права.

Малврае вернула на лицо положенное выражение и посмотрела в сторону черной ложи. И снова вздрогнула, встретившись взглядом с паучьими глазами Келтрана. Его нельзя было назвать красавцем в привычном смысле слова. Длинные белые волосы – семейная особенность Релинаров, рубиново-алые радужки с черным зернышком зрачков, тонкие, аристократичные черты, серая кожа. Что-то красивое в нем определённо было, но эти паучьи глаза, неподвижные, блестящие, словно инкрустация из полированного обсидиана на безупречной глади лица… Отчего-то Мэл бросало от них в дрожь, хотя по всем правилам ей положено было восторгаться дарами Богини.

Сидящая позади Иллиам тихонько хохотнула, ударив Мэл по плечу сложенным веером.

– Осторожнее с долгими взглядами, сестричка, – шепнула она. Завитая прядка пепельных волос мазнула по обнаженному плечу Малврае. – Некоторые пауки умеют гипнотизировать жертву.

Мэл почтительно кивнула в ответ на легкий поклон Келтрана и медленно заговорила, обращаясь к Иллиам, но не глядя на нее:

– Как только жертва наступает на паутину, пауки-танцоры особой чередой движений создают вибрации. Они воздействуют на разум жертвы, и та впадает в паралич, замешательство и страх. Я всё это знаю, сестра, можешь не умничать. К тому же Келтран сейчас даже не двигается. Просто смотрит.

– Какой жрец Богини не знает ее танца?

Танец с чашами. Ритуальный танец, который знает каждая жрица и, очевидно, должен знать каждый жрец. Оттого, что жрецов у Богини было исчезающе мало, Мэл никогда не видела, чтобы этот танец исполнял мужчина. Она вдруг представила Келтрана в шифоновом одеянии, дымчато-алом, под цвет его глаз. В своей пурпурной мантии он казался очень худым, и Мэл поймала себя на мысли, что в исполнении такого изящного тела танец с чашами был бы особенно…

– Малврае, – матушка сжала ее ладонь, – начинается.

Мэл вынырнула из мыслей и устремила взор в центр зала, где жрицы уже вознесли руки к куполу и запели песнь Богине.

Месса длилась долгих два часа, и еще час все присутствующие провели в благостном трансе. Врата Плана Многих Удовольствий – потустороннего обиталища Баладай – раскрылись перед просящими, и подчиняющая, пленительная песнь любви текла из них, заполняя тела и души чувством счастья, и вместе с тем толикой опустошения – впрочем, приятного. После таких процедур ощущалась легкость и подъем. Мэл чувствовала, как магия Богини растекается под кожей, расслабляя все мышцы. Полет, нега, дар. Когда острота чувств схлынула, они с матушкой и Иллиам покинули серебряную ложу, неторопливо шествуя за процессией Релинаров, как того требовал этикет: Первый Дом впереди, все прочие – за.

Скрипели носилки леди Мизории, звонко стучали каблуки женщин Алеанурден. Ровные спины, сдавленный кашель, блаженные улыбки, кровь на платке. Иллиам что-то шепнула матушке на ухо, и та тихо посмеялась. У выхода из собора процессия Первого Дома резко остановилась, повинуясь взмаху руки леди Мизории. Один из ее младших сыновей сбежал по ступеням вниз, к экипажу, дабы открыть дверь перед матерью, но матриарх Релинаров снова взмахнула рукой, и мальчик замер на полпути.