С женой я не разговаривал две недели.

Я дал себе время на то, чтобы подумать и вспомнил эту историю, случившуюся около четырех лет назад во время нашего с женой путешествия в Анды. Я принял опрометчивое решение, чтобы спастись, это едва не стоило мне жизни, но и не думая учиться на собственных ошибках, я собирался снова это сделать. Различия этих двух случаев только в том, что я больше не спасал только свою шкуру, и у меня было время на то, чтобы подумать. Безумные глаза призрака, явившегося во сне говорили мне – ты должен это сделать и, будучи скептиком, я ясно понимал – призрак и то, что он сказал – ничто иное, как плод моего подсознания. Я сам себе говорил, что нужно делать. И винил я тоже сам себя.

В связи с этим сон стал необходимостью, но только я проваливался во тьму, мой разум противился этому. Мозг подавал нервные импульсы в мышцы, заставляя их болезненно сжиматься, поэтому расслабиться у меня не получалось. Голос Марины блуждал где-то далеко и в то же время я четко слышал его. Он изменялся, сперва это был приятный мотив, песня, качающая меня на волнах, а потом он стал резким, прерывистым и мне казалось, что в голове у меня звучит старое радио. В те редкие минуты, когда я бодрствовал, вглядываясь слепыми глазами в темноту, он замолкал, и только мое тело теряло чувствительность, я слышал его снова. Это стало проблемой, я не мог разобрать, что он говорит, я вслушивался, но каждое слово скорее напоминало какой-то шифр, чем человеческую речь. Не выдержав этого, я заставил себя выбраться из сна. Какое-то время у меня не получалось, конечности не хотели двигаться, я пытался говорить, распахнуть тяжелые веки, я чувствовал собственные руки, покоившиеся на деревянных подлокотниках, пробовал сжать кулаки. В чувство меня привело стойкое ощущение нехватки воздуха, я дернулся и открыл глаза. Полина не сводила с меня странного взгляда, пока я отходил от легкого синдрома гипервентиляции и тяжелого сна.

– Все хорошо? – спросила она. – Ты дергался во сне.

Я не нашел ничего лучше, чем задать ей ответный вопрос.

– Сама ты спишь когда-нибудь?

– Я сплю когда ты спишь, – призналась она, отведя взгляд.

– В этом есть причина?

– Да, – кивнула Полина. – Я не хочу проснуться и узнать, что ты ушел туда. Только не подумай ничего, я сразу так решила. Ты единственный, за кого я действительно волнуюсь.

– Ты же меня толком не знаешь, – сказал я, не думая, констатирую ли я факт или выясняю причину ее волнения. Тут же отвернулся к окну.

– Ты выглядел таким…

– Каким? Больным или разбитым?

– Скорее второе. А потом, когда муж Лены… я подумала, что ты тоже это сделаешь. Ты так смотришь туда, что ты пытаешься там разглядеть, Артем?

– Ничего, – ответил я. – Я ничего там не вижу.

Полина хотела спросить еще что-то, но я остановил ее жестом и поднял затекшее тело с кресла. Нужно было начинать собираться в дорогу.

Пятеро парней, согласившихся пойти со мной на верную смерть, что мне было о них известно? Только то, что всем им не больше двадцати пяти лет и все, кроме Давида и Кувалды были не из нашей бригады, поэтому я не знал их имен. Я думал над тем, почему они согласились идти все вместе, сперва я решил, что сыграл командный дух, но в конечном итоге я понял – никакого командного духа здесь нет и в помине, идти никто не хотел, но в силу молодого возраста и бушующего тестостерона, каждому из них было присуще бить себя кулаком в грудь, уверяя, что он "мужик", а мужик не должен бояться.

Полине пришлось искать дополнительный источник света, чтобы нам можно было собраться раньше, чем уйдет тьма. Она расставила по комнате несколько свечей и дала мне свой фонарик. Светил он не слишком ярко, но этого света вполне хватило на то, чтобы найти необходимые вещи для поездки. Кувалда уверенно держал в руке топор, для остальных оружия не нашлось, дед упорно не хотел отдавать кочергу, мотивируя это тем, что в случае нашей гибели ему нечем будет мешать угли. Я был с ним вполне согласен, я готовился к самому худшему, а надежда на лучшее была слишком блеклой. Я впервые прикоснулся к сумкам, оставленным у порога. Видеть плоды труда Марины было так же больно, как её мертвое тело. Вещи были сложены с завидной аккуратностью и пахли яблочным кондиционером для белья. Под моим вторым пуховиком лежала ее курка от лыжного костюма. Я не хотел, чтобы кто-то видел мою слабость и, убедившись в том, что никто на меня не смотрит, прижал к себе вещь, сохранившую Маринин запах, и сидел так, пока не засвербело в груди. На миг у меня появилось желание разорвать эту куртку в клочья и бросить в печь, но я забыл про него, когда моя рука наткнулась на что-то твердое. В правом кармане куртки лежал маленький довольно древний мобильный телефон, какой фирмы я не понял, название было стерто. Он замерз возле порога, но включился и запросил пин-код.