– Вот и я о том же… – помедлив, вновь прокричал Вадик.

– О чём?

– Сквозняк…

Я была крайне поражена: действительно думала о сквозняке – что если его появление, это трещина в защитном поле… Но как Вадик…

– Не ломай голову. Все ваши мысли у меня как на ладони.

Дима дёрнулся, развернулся лицом к брату:

– И мои?

– И твои. Успокойся: пропускаю их, как описания природы в книгах. Скукота.

– И давно ты… копаешься в наших мозгах?

– А вот как мои пяльцы в лук обернулись. Взял его в руки – и началось…

– Неприятное ощущение, – Я, невольно, поёжилась. – Спасибо, что сказал. Значит, теперь и у тебя Дар. Дим, может и тебе есть что открыть?

– Нет. Ничего у меня… ну, это… никаких даров…

– Не врёт, – поставил точку Вадик.

Воцарилась пауза. Мы с Димой были в растерянности: шоу «за стеклом» нас принципиально не устраивало. Но что мы могли поделать? Совсем не думать? Вернее, не думать о таком, что не хотелось бы обнародовать. А это значит, что мы уже не можем остаться один на один с собой, зная, что за нами наблюдают в замочную скважину… Чёрт, чёрт! несправедливо! нечестно!

– Да угомонитесь вы! Всполошились… Ваш интим останется с вами: я зажмуриваться буду и ухи затыкать, – вернулся к своей привычной насмешливости Вадик. – Радуйтесь: атака отбита.

Гром, действительно, затихал, молнии перестали долбить защитное поле, и опять стало светлеть. Исчез и сквознячок. Небо вновь напоминало бутафорское: наклеенные пучки грязной ваты.

Мы снова пошли, в том же порядке. Юрик, припав к уху Зебрика, дремал. Шагавший следом Вадик, негромко насвистывал и беспрестанно дымил.

– Дим, а ты, почему не куришь? – спросила я, чтобы оборвать тягостное молчание.

– Я маме обещал. Да и не нравится мне это. Я лучше пивусика попью…

– А если сопьёшься? Если пьяницей станешь?

– Что я дурак? Я это… ну, знаю, когда надо остановиться.

– Молодец! А Вадик не знает, дымит, как паровоз. Скоро закончатся?

– У меня ещё целый блок.

– А бросить слабо?

– Слабо, – Вадик обернулся, глянул на меня вызывающе: – Невры у меня.

– Счастливый. А у нас вот нет нервов.

– Сочувствую, – ехидно усмехнулся Вадик. – Бедняги… мутанты.

– Смотрите! – вдруг закричал, как ошпаренный, Дима.

Наш проводник исчез. Мы ахнуть не успели, как исчез и Зебрик с дремавшим Юриком. Понеслись к месту, где они исчезли, добежав, увидели: никуда они не исчезли, а стремительно спускались по крутому склону, оставляя за собой глубокую – нам по колено – траншею. Перед нами был либо гигантский овраг, либо ущелье, если предположить, что мы в горах. Здесь так же царило белое безмолвье, сплошной снег. Ни чёрной малейшей точки.

– Как будем спускаться? Далековато до низа.

– Хорошо бы на лыжах…

Вадик глянул на брата, как на дебила, презрительно хмыкнул:

– Другие предложения будут?

– Будут! – Дима шагнул навстречу Вадику, сжав кулаки. – Думаешь, это… ну, ты один умный, да? Остальные чмо да?

– Это ты о себе?

– Господи! когда это кончится?! Ребята! Прекратите! Дима, что ты хотел сказать?

– Щит. Ну, это… как на санях…

Вадик глянул на щит, дёрнул головой:

– Молоток! Не все, значит, мозги жиром заплыли.

Дима промолчал, лишь гневно засопел. Положил щиту края, отошёл в сторону.

– Хорошо, – сказал Вадик, подойдя к щиту. – Я спереди, потом ты, Варя, ломиком своим притормаживать будешь. Ну, а в хвосте наш гений, противовес…

– Я это… ну, не могу…, – Дима глубоко вздохнул, отступил на два шага назад, потупился.

– Переведи.

– Да, Дим, мы не поняли. Что, значит, не могу?

– Я это… ну, скорости… боюсь… Мы в аварию попали… тормоза сломались…

– Понятно. Дим, а если ты зажмуришься и уши заткнёшь?

– Нет, всё равно… – Дима ещё отступил назад, словно опасался, что его силой заставят.