– И каковы шансы? – скептически спрашивает Драматург.

– Пятьдесят на пятьдесят, – Анджей пожимает плечами, – это неплохая вероятность. Они либо столкнутся со смертью, либо нет. Их вера мертва, но они могут обрести другую. А для этих, в окне, уже все потеряно, потому что девушка утопилась, и на этом все. Они не смогут обрести дочь заново.

– Так, стало быть, ты голосуешь за «Слепых»? – подводит итог старший.

– Да, – подтверждает чужак, – ничего личного, просто эта пьеса кажется мне честнее.

Ну все, теперь уже точно конец…

– Отлично. В таком случае, я отзываю свой голос и отдаю оба за «Там, внутри».

Это заявление вызывает шквал негодования. Актеры из труппы снова кричат, что это не по правилам, что нельзя менять свое решение постфактум и голосовать повторно. Наташу трясет от ярости, а Лулу торжествующе улыбается.

– Поздравляю, солнышко, – шепчет ей на ухо Отто.

Драматург, тем временем, пытается навести порядок.

– Товарищи! Товарищи! – рявкает он на театралов, пытаясь перекрыть гвалт, и стучит по полу наконечником тяжелой трости. – Прошу тишины!

Они неохотно замолкают.

– Хочу напомнить всем присутствующим, что мы готовим спектакль к празднику. Вряд ли зритель захочет в такой день смотреть на унылый пейзаж и людей в серых хламидах. Они и так это каждый день видят. Давайте не будем забывать, что в Панцире-7 есть своя повестка, и Театр должен не только развлекать, но и формировать соответствующие настроения. Лулу совершенно права: главное в этом спектакле – не смерть, а мир за окном, который нужно ценить, несмотря на все ужасы, творящиеся за его пределами. И не надо так на меня смотреть! Я отдал голос за идею, а не за режиссера. Не надо приплетать сюда утренний инцидент, он уже давно исчерпан.

Минуту назад присутствующие смотрели на Драматурга с неудовольствием, теперь же они отворачиваются, потому что, естественно, все подумали, будто старший таким вот изощренным способом наказывает Наташу.

– Мы будем ставить «Там, внутри», – резюмирует он безапелляционно. – Лулу, завтра мы должны распределить роли. Ася, с тебя – эскизы костюмов, придумай что-нибудь поярче на этот раз. Отто, готовь световой сценарий и не жалей электричества. Согласование декораций и музыкального сопровождения – до конца месяца.

– Профанация, – фыркает Наташа, хватает папку с бумагами и направляется к выходу, бросив на ходу: – Спасибо за поддержку, Анджей. Похоже, ты – единственный в этом сумасшедшем мире, кто понимает, что суровая правда лучше иллюзорной надежды.

Девушка уходит прежде, чем он успевает что-то ей ответить. Драматург усмехается своим мыслям, потом поднимается с места и объявляет:

– Худсовет окончен. Расходимся, товарищи!

Лулу счастлива, она обнимает любимого и не замечает, что он смотрит в спину Наташе. Отто не замечает, что Анджей тоже провожает девушку взглядом. А Наташа на замечает вообще ничего.

Во дворе творится что-то несусветное. Никогда еще ему не приходилось видеть такого столпотворения в тихом спальном районе, где они с Робин решили поселиться именно из любви к тишине. Но никакой тишины сегодня нет и в помине. Кажется, здесь собралась добрая половина жителей из ближайших домов: у мужчин за спиной – большие походные рюкзаки, и они все утешают плачущих женщин и растерянных детей, которые не бегают вокруг взрослых, как это обычно бывает, а переминаются с ноги на ногу, не понимая, что происходит и как себя вести. Вой стоит такой, будто хоронят китайского императора, а рядом рычит мотором большой желтый автобус, в который, видимо, мужчины вскоре и сядут.

Он проходит мимо этой толпы, видит нескольких соседей, которых знает лично, кивает им, но те удостаивают его лишь рассеянными взглядами и снова поворачиваются к родственникам. В общем гвалте сложно что-то разобрать, но лейтмотив такой: «Господи, если тебя там убьют, я этого не переживу!.. Говорят, они новобранцев сразу на передовую бросают, даже мальчишек, говорят… Ах, почему же мы не уехали в отпуск? Там бы нас это все настигло, мы бы даже носу сюда не сунули, а теперь… Мама, мама! А куда папа уезжает?.. Ну что ты, крошка, поцелуй братика на прощанье, не плачь!..»