Мирную картину дополняют елочные гирлянды, которые еще не успели убрать, и огромный красно-зеленый баннер с пожеланием счастливого Рождества на стене общественного здания. Как в такое место может проникнуть война? Нет, это попросту невозможно. Она сюда никогда не доберется!

Затушив сигарету в пепельнице, уже основательно замерзший, мужчина возвращается в квартиру и замирает, услышав приглушенные всхлипы из спальни. Робин плачет. Наверное, она уткнулась лицом в подушку, чтобы муж не услышал, и он решает не беспокоить ее сейчас. Пусть поплачет в одиночестве, если ей так хочется. А она бы хотела, чтобы он сидел рядом.

Лулу пробирается через толпу любопытных. Они не выглядят, как толпа, просто как бы от нечего делать прохаживаются туда-сюда рядом с аппаратной парами и тройками, но променад этот выглядит уж больно подозрительно. Девушка звонит в дверь, чувствуя, что еще чуть-чуть – и любопытные взгляды прожгут дыру в ее парадно-выходном пиджаке (да, все-таки она решила надеть пиджак), сообщает, что она – это она, и Наташа ее впускает. Причем оставляет она узкую щелочку, в которую едва можно протиснуться, будто боится, что сейчас вся эта орава ломанется в приемный покой. Но, конечно, ничего такого не происходит.

– Ты что, еще даже не переоделась? – спрашивает Лулу, когда дверь закрывается, отрезая голоса снаружи.

После инцидента в атриуме подруги не виделись. Отто вызвался сходить и узнать, как там Наташа – ну, собственно, сходил и узнал. Но Лулу делает вид, будто ничего и не случилось, а худсовет так и остался главным событием сегодняшнего дня.

– Времени не было, – отмахивается Наташа, принимая правила игры. – Ты за мной?

– М-м-м… – Лулу мнется, неуверенно переступая с ноги на ногу, – вообще-то нет. Меня Драматург прислал. Ну, вроде как… – она нервно хихикает и делает неопределенный жест, – хочет, чтобы я приглядела за Анджеем, пока он тут осваивается. И, говорит, если он уже пришел в себя, тащи его на худсовет, пусть, значит, посмотрит, чем живет просвещенное общество. Что-то вроде того. Он вообще как?

– Нормально, – коротко отвечает подруга, и на ее лице появляется отсутствующее выражение, словно она внезапно погрузилась в себя. Но Лулу уже привыкла, она такое регулярно наблюдает уже много лет. – Мы сделали все необходимое, и его организм почти восстановился, что кажется даже немного странным, потому что обычно времени требуется вдвое больше. А почему Драматург выбрал именно тебя? – внезапно спрашивает она, резко меняя тему.

– Не знаю, – Лулу пожимает плечами. – Видимо, потому что я – главная активистка. Так что, можно ему на худсовет?

– Да, пожалуй, – кивает Наташа и первая направляется к двери, за которой начинается длинный коридор. – Идем, я тебя отведу.

Девушки проходят мимо одинаковых белых дверей со стеклянными окошками, они высоко, и разглядеть, что происходит внутри сложно – только если подойти вплотную. Впрочем, Лулу и так знает: каждая палата рассчитана на четыре койки, и все они заняты коматозниками. А вот дверь в конце коридора совершенно глухая, и за ней нельзя ничего увидеть. И услышать нельзя, даже приложив ухо к двери. Там находится Заповедник Молчания, куда отправляются мертвые. Немые, живущие в обители тишины, сбрасывают тела в море, но как это происходит, никто не знает, потому что ни один житель Панциря-7 не открывал эту дверь по своей воле. Туда можно попасть, если ты совершил серьезный проступок. Не тяжкое преступление, а, например, если ты погорел на перепродаже витаминов, или если девушка забеременела до второй помолвки, и об этом узнали. Про Немых разное говорят. Что им отрезают язык, например, но это вряд ли. Как бы они могли выжить после такого? Менее кровавая версия: им просто запрещают говорить навсегда. Но это тоже жестоко.