Память полупуста.

Несколько месяцев (после потокового пляжа Атлантики) он пытался найти ее, но… нигде, никак, ни единого следа. Огромный город поглотил ее. Не было связи ни в реальности, ни в потоке.

Ни-че-го.

История несбывшейся любви унесло последней океанической волной. Фролов остался наедине с гулом наплывающей воды. А что было дальше?

Не найдя ответа, ни единого следа, ни единого отзвука ее далекого имени, Фролов решил, что Лиза уехала. Она, ведь, часто говорила об этом. Хотела начать новую жизнь. Порвать со всем и умчаться в Америку. Или в Китай. И со временем Фролов убедил себя в том, что…

Реальность холодного ветра бьет следователя по лицу, отвешивает смачные густые пощечины. Строгие линии полицейской дополненности окутывают пространство вокруг него. Вот, во что превратилось ее хрупкое тело… Чувство жуткой вины пронизывает Фролова: может, если бы он лучше ее искал, то…

Денисов тычет пальцем ему в плечо.

– Ты там уснул, а? – все-таки, надел очки. – Странная штука, говорю тебе, слышишь? Система пишет, что… в общем, нет ее дела в архиве. Как так получилось?.. Так, значит… Елизавета Васнецова. Пропала примерно два года назад. Это исходя из того, что видеокамеры ее засняли в последний раз… эмм… два года и шесть дней назад. Но дела-то нет. Как так?

Фролов молчит, не может справиться с пустотой, проникшей под кожу. Сырой болезнетворный воздух с трудом протискивается в легкие, не может напитать кровь… Следователь задыхается. Окровавленное лицо Лизы светится под блеском криминалистических фонарей…

Портал в огнедышащую смерть. Зрачок меньше иголочного ушка.

– Да что с тобой? – Денисов погружает ладони в глубокие карманы дерматиновой куртки. – Плохо? Понимаю, видок не очень, но… мы же, вроде, привыкшие. Если надо, то… отойди, отдышись. Я, тогда, зову криминалистов, чтобы…

– Нет, – Фролов не узнает своего голоса… фразы глухие, сдавленные. – Все в порядке.

Трясущейся рукой дотрагивается до виска. Порыв ветра пытается сбить его с ног. Следователь хватается за денисовскую куртку. Дерматин натужно скрипит.

– Ты, случаем, не заболел? – волосатая рука несильно отталкивает напарника. – Плохо выглядишь. Тогда не трись рядом, а то… черт, сейчас вирус какой-то новый ходит. Понос и температура тридцать девять… Половина дежурных на больничном.

– Я…

Фролов хватается за мокрый воротник, как за нечто успокаивающее. Несущая стена реальности. Сам же утопает в пучине немыслимого…

Что-то страшное произошло. Не укладывается в голове. Мир падает на плечи титанической массой, раздавливает его. Жар ударяет в голову, прокатывается по телу, пульсирует в горячечных висках. Безмолвные губы хватают сырой воздух, который оседает в воспаленных легких.

– Продолжаем… ос-осмотр.

– Уверен? – говорит Денисов. – Правда. Если плохо, то…

Фролов отрицательно качает головой. Возвращает взгляд к окровавленному лицу. Лицу мертвой Лизы. Надеется, что раны нанесены уже после смерти. Но… злое предчувствие не дает покоя.

Поток высвечивает ее правую руку. Приближает изображение, показывает крохотный прокол в месте локтевого сгиба. Неровный, будто бы порванный по краям, частично заросший… Ей что-то вкололи перед смертью?

Стоп. Нужно понять. Что произошло этой ночью? Зачем избавляться от тела спустя два года?

– Еще у нее нет почки, – говорит Денисов. – Вырезали. Поток так говорит.

– Что?

– Может, Рыбацкая?.. Хотя… глаз-то еще ладно, мог бы и вырвать его когтем, но… нет… если бы не контейнер и не почка, то точно был бы мутант. Но почка. Может, чипованый какой слетел с катушек? Трудновато будет найти его спустя два года… Не смотрел, никто там не заявлял о побеге?