– Правило второго дня – я сдерживаю все свои обещания.

– Правило второго дня?– переспросил я.

– В день нашего знакомства я сказал тебе, чтобы ты не употреблял «но» в наших диалогах. Сегодня, в нашу вторую встречу, я говорю тебе, что сдерживаю всё, что обещаю.

– Действительно. В таком случае, спасибо.

– Не за что, Ватару. Так ты собирался в магазин?

– Да.

– Не против, если сходим весте?

– Конечно нет.


Мы вместе поднялись и пошли по направлению магазина. Сказать честно, меня переполняли вопросы. Кто такой Дарэмо? Откуда он знает, где я живу? Как появился здесь именно тогда, когда я выходил из дома? Почему по началу я не заметил его?

Мы шли молча, я продолжал не понимать его, в то время как сам Дарэмо просто смотрел вперёд себя, будто бы изучая всё, что вокруг него. Его глаза, а такой насыщенный цвет глаз я вижу впервые, жадно изучали округу, но при том он оставался безэмоционален. Он просто шёл, будто бы даже не со мной, а гуляя сам по себе. Он был действительно свободным, расслабленным…

Так же молча мы совершили покупки, вернее покупал я, но всё так же молча Дарэмо находился по близости. Как бы со мной, но при том, как бы и отдельно. По пути домой он наконец прервал наше молчание:

– Не будешь против, если я зайду в гости?

– Да, конечно.

– Вот и славно,– он кинул взгляд на меня, посмотрел мне в глаза, но вскоре вновь стал смотреть вперёд,– а родители твои вернуться не раньше семи, да?

– Верно,– я удивился.

– Тогда я уйду в половину, если ты не возражаешь, конечно.

– Если тебе не наскучит моё общество, можешь располагать моим временем, я совершенно свободен.

– Как приятно это слышать,– он улыбнулся слегка уголками губ,– но вот у меня есть дельце, а потому я всё же уйду в половину. Но в следующий раз, обязательно, постараюсь остаться подольше.


Вновь повисла тишина. На кухне я сразу разложил пакеты, после чего предложил ему чай. Дарэмо согласился, выбрав насыщенный чёрный чай без сахара. Я же выпил стакан воды, после чего мы прошли в мою комнату.

У меня была самая обычная комната, не набитая вещами. В ней не было ничего лишнего, никаких украшений или декора, самое необходимое в приглушённых серых, белых и синеватых оттенках. Дарэмо же, казалось, она понравилась. Он даже сказал, что впервые видит такую спокойную и просторную комнату, но в действительности нельзя сказать, чтобы моя комната и правда была просторной.

Дарэмо подошёл к моему столу, там как раз раскрытым лежал мой альбом, где я чаще всего рисовал, а рядом та самая тетрадь с тем самым рисунком. Он долго молча рассматривал, даже взял в руки тетрадь, после чего посмотрел на меня.

Казалось, его глаза горят, будто в них поселилось танцующее пламя. Это было так пугающе и завораживающе. Я понял, что непременно хочу нарисовать его лицо, хочу нарисовать эти глаза.

– Ты прекрасно рисуешь,– сказал наконец Дарэмо,– я, честно, поражён. Я бы хотел, чтобы ты нарисовал что-нибудь для меня.

– Что ты хочешь, чтобы я нарисовал?

– Я бы с удовольствием посмотрел, сможешь ли ты нарисовать мой портрет,– он будто читал мои мысли,– но перед этим, нарисуй что-нибудь простое. К примеру, нарисуй своё воспоминание.

– Так ты хочешь, чтобы я нарисовал собственное воспоминание? Но ведь их достаточно много, можешь объяснить конкретнее?

– Ты прав, к семнадцати годам ты скопил достаточно воспоминаний. Нарисуй то из них, которое соответствует слову «свобода». Мне всегда так льстит это слово.

– Свобода говоришь… хорошо, я нарисую.

– Не торопись, у нас с тобой достаточно времени. Как только сделаешь этот рисунок, нарисуешь и мой портрет. Ты ведь тоже этого хочешь?