– Корнет Ковалевский, к полковнику! – В землянку заглянул штаб-ротмистр Свищев. – Ординарцем вас отправляют в штаб корпуса! Живее!

Корнет с сожалением посмотрел на доску – эх, какой гамбит затевался! – вскочил, одернул портупею и направился за порученцем.

Поручик задумчиво посмотрел ему вслед.

– Рассказывайте дальше, Белов! – нетерпеливо произнес все тот же хрипловатый баритон из темноты.

– Так вот, Лугин остается жить в квартире. Но он, безусловно, болен. Лица людей ему кажутся желтыми. Движения его порывисты, нервны. Он мечется по комнате в беспокойстве, все время пребывая в страхе, тревожности. То вдруг без причины начинает смеяться, а то – плакать. Его охватывает то покаянное настроение, то отчаяние. И тут по ночам он видит странного человека. Дело в том, что в одной из комнат этой квартиры на стене висит необычный мужской портрет с большой золотой табакеркой в руках. Представьте себе, выражение лица на портрете меняется. Оно то злое, то ласковое, то насмешливое, то грустное. И вот теперь каждый вечер из соседней комнаты выходит старик, похожий на этого мужчину на портрете, только постаревшего, и предлагает художнику сыграть в штосс. Со слов дворника, квартира эта пустует уже лет двадцать. Значит, человеку с портрета теперь лет шестьдесят. У мужчины на портрете пальцы унизаны перстнями, как у шулера. Видимо, его ночной гость – старый шулер…

– А что, может, в картишки, господа? – Поручик Рындин лениво потянулся и зевнул. Ему никто не ответил, тогда он надвинул на голову подушку и тут же захрапел.

– Своего ночного посетителя Лугин от всех скрывает, – продолжил свой рассказ Белов. – Но лихорадочно ждет его снова. Сознание его спутано. «Как ваша фамилия?» – спрашивает он старика, и ему слышится в ответ: «Штосс». Хотя гость мог произнести: «Что-с?» Значит, уверен Лугин, человек по фамилии Штосс существует. И это ему принадлежит дом. То, чего подспудно Лугин боялся, найдя дом по адресу, звучавшему в его голове, произошло: потусторонний мир обрел реальность. Ночной гость в каком-то безумном полосатом халате проходит беспрепятственно в запертые комнаты, а скрипучие двери сами перед ним беззвучно отворяются. Ночной посетитель поминутно меняется прямо на глазах: он становится то выше и толще, то почти исчезает. Его глаза буквально магнетизируют Лугина. Каждый вечер они делают только одну талию в штосс. На кон старик ставит девушку, написать портрет которой Лугин страстно хотел, но у него это не получалось. Живописец проигрывает все свои деньги. Доходит до того, что он распродает свои вещи, лишь бы вновь увидеть таинственную красавицу, которая появляется в комнате вслед за стариком. Лугин осознает, что так он протянет совсем недолго. У него не остается средств даже на пропитание…

– Эх, кусок мяса бы сейчас, отбивную с кровью. Или сосиску, на худой конец, – мечтательно протянул лежащий на походной кровати ротмистр Сосницкий. – Прожаренную такую, чтобы жирок с нее тек, а запивать холодным пивом…

– Ротмистр, имейте совесть! – Прапорщик Ростовцев, сменивший Ковалевского за шахматной доской, задумчиво разглядывал фигуры. – Нашли время! Еще бордель вспомните на Подоле и эту, как ее… Зизи?

– Мими, прапорщик! Ну как ее можно забыть! Кудри распустит, ножкой топнет… А талия! Эх…

– Прекратите, господа! Дайте же дослушать, наконец!

– Скажите, Данилов, вы-то почему так заинтересовались историей семейства, а? Уж не внебрачный ли вы отпрыск семьи Лермонтовых и нет ли у вас личных планов на найденную Беловым рукопись?

– Не зубоскальте, Ростовцев, не смешно… Просто время убить, не более. Чем бревном лежать да тяжкие думы думать, уж лучше эту историю послушать…