– Сашок-то третьего дня вернулся, – чопорная Вера Михайловна отхлёбывала чай маленькими глоточками. – Опять по дворам полез. У Кузнецовых даже миску у собаки стащил.

– Благоверная и скачет по притонам. Так вот, захожу я утром к Петровне, понесла ей бутербродов, чайку налила в термос, – хозяйка продолжила рассказ, для которого собрала своих подруг, – а Петровны-то и след простыл. Постель смята, не застелена, будто поднялась наша Лидушка да пошла.

Лидия Петровна – Петровна, Лидушка – пожилая больная соседка, что проживала со своим неженатым сыном Юрием. Три года назад она пришла с огорода, прилегла отдохнуть, да так и не поднялась. «Ноги, ноги не чую», – говорила она сельской докторше, пришедшей по вызову. Докторша осмотрела, написала направление в районную больницу, да с тем и ушла. А Петровна осталась, в больницу не поехала, хоть и приезжали за ней районные доктора.

– Давайте бумаги, подпишу, что следует, а Юрка одного не оставлю. Пьёт он, спалит избу, да и сам сгинет, пока я на койках больничных прохлаждаюсь.

Врачи уговаривали, пугали инвалидностью, но женщина стояла на своём. Первое время она ещё поднималась, вцепившись в спинку железной кровати. Пробовала делать шаг, но ноги, превратившиеся вдруг в свинцовые столбы, слушаться отказывались.

– Ты мне таблеточку какую назначь, – приставала Петровна к местной докторше, пока та, смирившись, не привезла ей из района пузырьки с разноцветными пилюлями и упаковки с ампулами. Всё время, что ходила делать уколы, вела долгие разговоры, убеждая, уговаривая, но Лидия Петровна лишь отрицательно мотала головой. Через полгода Петровна перестала вставать и «на ведро». Юрка, испугавшийся поначалу до протрезвления, запил безудержно. Ходил по соседкам, плакал, бил кулачком в тощую грудь и просил «лекарства успокоиться». Юрку гнали, пряча подальше запасы, без которых на селе не обходилась ни одна услуга, а над Петровной взяли шефство, распределив дни посещения. Даже договорились с Варькой, девкой глупой, но доброй и безотказной, чтобы та приходила раз в неделю мыть больную, а раз в три дня менять тряпки, что служили постелью. За сладости. Конфетами они расплачивались с Варькой и за то, что полоскала эти тряпки в старом корыте во дворе и развешивала их на верёвки. Сами же одинокие пенсионерки приходили два раза в день, приносили еду и лекарства, подметали в комнате, стыдили Юрика, коротающего дни на грязном, пропахшем диване в соседней комнате, и уходили по своим делам.

– Вчера я была, – Кирилиха по-хозяйски придвинула тарелку с нарезкой и уплетала за обе щеки. А щёки у неё были знатные, будто мешки с песком.

– И что? Всё нормально было?

– Всё как обычно. Я вечером ей суп принесла, хлеба два куска. Огурцов бочковых, Лидушка просила посолиться…

– Видела я твой суп, нетронутый стоял. Из чего ты его варишь-то? – Любовь Семёновна не упустила случая упрекнуть Кирилиху, слывшую у них самой нерадивой хозяйкой.

– Из чего, из чего, – передразнила Зинаида, не отвлекаясь от еды. Теперь она с жадностью поглощала варенье из вазочек, – знамо, из чего супы-то варят, из всего.

– Да этот вонял нетерпимо.

– От супа моего там воняло?! Там и без супа духами не пахнет. Из селёдки варила, взяла в магазине сырую, часть засолила, а головы что ж, выбрасывать, что ли?

– Да кто же из селёдки варит? Как мужик тебя только и терпел?

– Это ещё неизвестно, кто кого терпел. Ты лучше чайку мне подлей.

«Вот ведь утроба», – думала хозяйка, наливая полную чашку.

– Огурцов твоих не видела, может, эти утащили закусывать.

– Может, и утащили, я почём знаю. Мне там сидеть некогда, я кур пошла закрывать. Передачи интересные начинались. Юрки дома не было, бродил с компанией по деревне. Я на щеколдочку прикрыла и ушла. Петровна лежала, телевизор смотрела.