9 сентября 2017 года

Короче, волейбол продержался аж четыре дня. Я, конечно, знала, что игрок из меня отстойный, но полагала, что и другие будут не лучше и мы просто окажемся в команде глубоко запасных. Но не повезло. Такой команды нет, а играю я и в самом деле хуже всех.

Джордин, конечно, тоже в команде и очень хороша. Чертова девка то и дело подавала мяч прямо на меня, а я не смогла отбить ни одного. Восемь раз подряд. Сначала девочки из моей команды меня всячески подбадривали: «Все в порядке, Кора, ты сможешь!» и «Соберись!». Но через некоторое время стало совершенно ясно, что ничего у меня не выйдет, и они примолкли.

Я пыталась, честное слово. Даже попыталась метнуться дельфинчиком к одной из подач Джордин и в итоге потянула лодыжку. Было не очень-то и больно, но я расплакалась. Зачем? Тренерша велела попить водички и посидеть, пока лодыжка не успокоится. Остаток тренировки я просидела в стороне. Потом, когда мы переобувались, все наперебой восхищались Джордин, какая она хорошенькая да ловкая. А мне никто не сказал ни словечка, даже не поинтересовались, как там моя злосчастная лодыжка.

Родителям я сообщила, что получила травму и, наверное, не смогу больше играть. Конечно, папа тут же заявил: «Не смей сдаваться! Лэндри не слабаки и никогда не пасуют. Все будет хорошо!», и на следующий день пришлось-таки пойти на тренировку. И на следующий. И на следующий.

Все словно ополчились на меня. Джордин стала не единственной, кто норовил подать мяч мне прямо в голову или хотя бы просто кинуть его в меня. Теперь меня доставали буквально все. Причем с какой-то очевидной злобой. Даже у Джеммы, которая обычно ведет себя мило, перед самой подачей на лице появилось этакое ехидное выражение. Клянусь, она смотрела прямо на меня и прицеливалась. А я даже увернуться не пыталась. Тупо стояла, и мяч угодил мне в плечо. И все засмеялись. Кроме тренерши – и то наверняка только потому, что ей по должности не положено смеяться над детьми.

В машине после тренировки мама спросила, как дела. Я сказала, что больше туда не пойду. «Нельзя же все бросить», – возразила она, а я расплакалась и не могла остановиться. Когда мы вернулись домой, мама пыталась меня разговорить и выяснить, что случилось, но я не смогла объяснить. Мне было слишком стыдно. В конце концов я соврала, что снова повредила лодыжку и, возможно, вывихнула ее или даже сломала.

Мама принесла мне пакет со льдом и пообещала записать к врачу. Врач ничего плохого не нашел, но предупредил, что несколько недель тренироваться не следует.

Сегодня в школе Джордин спросила, почему меня не было на тренировке, и я сказала, что доктор запретил мне играть, а она заявила, что это очень плохо. Причем заявила так искренне и так мило, что я подумала, будто она действительно сочувствует, и на секунду даже засомневалась, не попробовать ли снова начать тренировки.

С Гейбом мы не могли поговорить с самого начала занятий. За обедом он сидит со своими друзьями, и на уроках обществознания мы оказались не рядом, но в коридоре он со мной здоровается, и мой желудок всякий раз делает сальто.

Вот это да! Сегодня в школе появилась новенькая. Не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то приезжал в Питч. Обычно люди отсюда уезжают. Или умирают от старости. Моя лучшая подруга с детского сада в прошлом году переехала в Иллинойс, когда ее отец нашел новую работу. Мама Элли сказала, что Питч – вымирающий город, и, по-моему, она права. После того, как закрылся упаковочный завод, уехало много семей с детьми, но больше всех я жалею именно об Элли.