Это было настоящее приключение. С каким нетерпением мы ждали взлёта! Одно дело, видеть каждый день летящие самолёты над головой и совсем другое лететь самой в небе. Неслыханный праздник. На нас с Тамарой, надеты новые, хоть и ситцевые платья. В туго заплетённых косичках, наглаженные ленты. Сандалии обуты не на босую ногу, а с белыми носочками. Все волнуются в ожидании, но вот пилот открывает дверь в салон самолёта, цепляет ступеньку и мы забираемся внутрь. Самолёт разбегается подпрыгивая на кочках, отрывается от земли и мы летим! Все с любопытством прилипают к иллюминаторам. Первое, что я увидела, это крышу нашего дома и соседских гусей на поляне. Какое сверху всё было маленькое! Самолёт набирает высоту, под нами проплывают прямые улицы «43 пикета», бескрайние поля, знакомые лога. Передо мной открылась невиданная панорама. Такой красоты я не ожидала. У меня захватило дух! Но тут самолёт попал в воздушную яму и у Тамары началась морская болезнь. Дальше мне пришлось в одиночестве любоваться завораживающими видами. Все были заняты Тамарой, ей дали бумажный пакет и велели в него дышать. Самолёт, то проваливался в воздушную яму, то снова шёл вверх. Трясло изрядно. Пассажиры сидели на жёстких сиденьях вдоль бортов. Когда самолёт накренялся, я судорожно цеплялась за сиденье, чтобы не свалиться в проход. Под нами проплывали удивительно ровные квадраты полей. По ниточке-дороге полз грузовичок размером с зёрнышко. Когда нас потряхивало, как на ухабах, папа спрашивал, не боюсь ли я. Мне совсем не было страшно, ведь рядом были папа и мама. Полёт был совсем недолгим. Самолёт пошёл на посадку и вот тут я поняла, что такое морская болезнь…

Уже во взрослой жизни мне не раз доводилось летать на современных лайнерах в Ташкент, Ленинград, Бухару. Но на всю жизнь запомнился недолгий полёт из детства, на неуклюжем кукурузнике АН-2.

Как-то раз, бабушка собралась погостить к родственникам в посёлок Яшкино. Мама с папой уговорили её полететь туда на самолёте. Ну, как уговорили? Купили билет и посадили в самолёт. Впечатление от полёта было немногословным: «Страху натерпелась!»

Потом, на месте закрывшегося аэродрома разместили метеостанцию, но и её закрыли и теперь на этом месте церковь.

Вокруг аэродрома тянулся довольно глубокий ров, это чтобы скот не забрёл на взлётное поле. Кое-где виднелись воронки оставшиеся от снарядов. За аэродромом находилась испытательная станция машзавода – стрельбище, огороженное колючей проволокой. Из нашего окна можно было разглядеть высокий насыпной бугор. Стрельбу слышно было в любой части города. Противотанковые и корабельные пушки бабахали одиночными выстрелами. Когда же шли испытания артустановок для эсминцев, от канонады дребезжали стёкла в окнах и содрогались стены, эти орудия стреляли очередями. Стрелять перестали в 1990 году и в тишине начался развал. Развал завода… Развал страны…

После подписания договора между СССР и США, завод перестал получать военные заказы, других заказов почти не было. Масса людей осталась без работы и без зарплаты. Сначала зарплату задерживали, потом вообще перестали платить. Заводским рабочим стали выдавать талоны вместо денег. На эти талоны можно было пообедать в заводской столовой и домой прихватить пирожков и хлеба. Потом и столовые стали закрываться. Начались забастовки. Рабочие массово стали увольняться с завода. Наш цех закрылся и я перевелась в соседний цех. Потом совсем пришлось уволиться с завода. В городе работы не было никакой и только благодаря подруге Тамаре Коноваловой меня взяли на пивзавод приёмщицей стеклотары. В 1998 году люди вышли на рельсы и перекрыли Транссибирскую магистраль. Начались рельсовые войны.