Во тьму ныряет безвозвратно,
И обретает в ней тебя:
Моя прелестная подруга.
А ты, молитву в мир творя,
Стоишь в покое, в центре круга,
И в этом круге смерти нет:
Бессмертным круг твой оказался;
В том круге ветреный поэт,
С игривым ветром жить остался;
Но, будет верен он тебе:
Весь, до последнего мгновения,
И если он умрёт в борьбе,
В своё последнее движение,
То всё равно, упав в цветы,
Целуя в трепетные губы:
Девчонку светлой красоты;
В кругу своём я не забуду!
Сойдётся «Мир» в единый миг.
Любовь к тебе не сновидение;
Я посвящаю этот стих,
Тебе мой гений вдохновения.
Сегодня встал я с той ноги;
Пошевелил легко ушами,
Сказал: «Ну, Боже… помоги!
Наполни светлый мозг словами:
Пора о многом рассказать;
Но, смыслов в слове не хватает»
Я успеваю доказать:
Что тело в теле воскресает!
Вот, вена… дряблая рука.
Вот рядом Ангел, он смеётся.
Я с ним лечу за облака,
Там мне воскреснуть удаётся.
Там бездна свой открыла глаз,
Пронзив сознание тёплым светом,
Там мне играл беззвучно джаз,
В ночи глухой перед рассветом.
В рассвете всё начну с ноля:
Всё по закону Фибоначчи;
В числе его полно огня:
Я в нём сжигаю неудачи.
Ещё один сгорел костёр,
Ещё одна сгорела вечность,
Ещё одно сознание стёр,
И… расплатился за беспечность.
Но, вновь я в прошлое войду:
В нём у меня одна дорога;
В неё курсором наведу,
Во тьму веков, для встречи с Богом.
Что я ему могу сказать?
Вопросов нет, ответов тоже.
Решил ему я показать:
Все дыры в вене и на коже.
Извлёк я свой «Ковид» из тьмы,
В нём оценил фотоны света:
Чтоб первым выйти из войны,
Я в образ ввёл, свой Дух Поэта!
В стихах стихии, нужен Бог!
Чтоб мысли трепетной отдаться,
Большой не нужен мне предлог,
Чтоб чистой мыслью наслаждаться.
Я в Боге вновь себя открыл:
Признал легко его значение,
И… в «Сатори» на миг застыл:
Закончив мнимое скольжение;
В ту тишину, в которой нет,
Давно моих воспоминаний;
Но, там в гробу, лежит Поэт:
Без мыслей, целей и желаний.
Желание вечного, – прошло.
Его давно во мне не стало.
Вновь понимание пришло:
«…Моё грядущее настало…».
В палате чисто и светло,
За каплей, капля летит в вену;
Я соглашаюсь: «Хорошо!
Я снова выйду на арену.
Сыграю вновь в себе Шута:
Которому, сам чёрт не страшен;
В Шуте другая высота:
Он благороден, он бесстрашен,
Легко идёт в незримый бой,
Он Ангелом в ночи летает,
Он увлекает за собой,
И – безусловно побеждает!
Велик мой Шут! Да, он циркач.
Он снова вышел на Арену;
Но, окровавленный палач,
Нам закрывает мизансцену.
Он что-то мерзко говорит:
Всё: про «Ковид» и пневмонию.
И Змеем в этот мир шипит:
Шипит подлюка на Россию.
Шипя, успел он мне сказать:
Откуда вирус в мир пробрался.
Вот так то, вот Ядрёна мать!
«****ец», как водится, подкрался;
Но, уши длинные растут?
Я в океане, мне всё видно.
Вам уши скоро обстригут;
Мне за Шута не будет стыдно.
Прощай Америка! – В Хайнань!
Вчера добрался я до точки:
Где в ней, собралась эта дрянь,
Без надлежащей оболочки.
Уже готово всё давно.
Ложиться палец мой на кнопку,
И начинаю я кино,
Поставив в окончании скобку.
Я вновь на сцену выхожу:
Шута играю на арене.
Себя забавным нахожу,
Кольнув иглой свой Дух, по вене.
Смотрю со сцены в тёмный зал;
Антракт, – увы! не состоялся.
Блеск глубины кривых зеркал,
В амфитеатре заметался,
И разместился в темноте;
В ней молодуха, рассмеялась,
И встала рядом, по черте;
Недолго думая, отдалась
И улетела с мотыльком:
На божий свет! Легко и тихо,
Луну качнуло ветерком,
На сцене заплясало —Лихо,
И черти встали в хоровод:
Начав свой шабаш прям на сцене;
И Бес открыл с ухмылкой рот,
Отдав почтение Мельпомене;
А я люблю, – играть один:
Я здесь, Единство Мироздания!
Я был любимый мамин сын,
Её небесное создание.
Сейчас, со сцены в мир вхожу: