– Не хами старшим… И сделай свой музон потише. Сколько раз говорить!
«Rammstein» за хлопнувшей за Наташей дверью заиграл еще громче. Мы с Лехой прошли в его комнату.
Я достал из сумки коньяк, два лимона и большую бутылку «Колы».
– Ого… Солидно… А я в завязке, – с улыбкой отреагировал Леха.
– С чего это?
– Дела, работа, машина… Я же если начну, то останавливаться не умею… Так что завязал полностью. Уже полгода как.
– Круто… – уважительно кивнул я. – Ну я тогда тоже не буду.
Леха принес чайник, разлил по чашкам чай:
– Ну рассказывай…
– Ты рассказывай… – усмехнулся я. Мы чокнулись чашками с чаем.
– Давно не виделись, – улыбался Леха. – Ну что, раскрутился в Москве?
– Да я особо и не раскручивался.
– Ладно скромничать-то… Как всегда, самый скромный в классе, – Леха отломил кусочек шоколадки и отправил его себе в рот.
– Нет, в самом деле, – я тоже потянулся к шоколадной плитке.
– Чем занимаешься-то?
– Картины пишу.
– Какие картины? – удивился Леха.
– Я художник.
– Да брось… Мне твоя мама говорила, что ты там коммерцией занялся, преуспевающий бизнесмен теперь.
Я удивился, а потом – когда понял – рассмеялся.
– Ну мама… А ты ей что про себя сказал?
– Сказал, как есть – что бизнесом занимаюсь.
– Все понятно тогда… Родительское тщеславие…
– Художник, значит?! – Леха разочарованно выдохнул, глотнул чаю, но тут же натянуто осклабился: – Ну уморил… Художник… Теперь я знаю, кто у нас в школе все туалеты похабными картинками разрисовывал…
Оценив шутку, я улыбнулся. Алексей вздохнул:
– Да… А мне сейчас как раз бабки позарез нужны. Слушай, можешь по старой дружбе занять тысяч двадцать из гонораров художника? На полгода. Через полгода с процентами отдам.
– Были бы – без процентов тебе занял. Но сейчас нет.
– Ну, понимаю… – с еще большим разочарованием протянул Леха. – А хотя бы десять? Под хороший процент… Тем более ты меня знаешь – все надежно, никакого кидалова.
– У меня и десяти нет, Леха. Извини.
– Понимаю, – Леха отпил чай из чашки. – Да… А мы тут крутимся, выживаем. Баха сейчас на винно-водочном работает, представляешь? – усмехнулся он. – Серик в министерство финансов подался. Я, правда, все по мелочи пока.
– Слушай, а математические головоломки до сих пор разгадываешь? – вдруг спросил я.
– Да, – настороженно посмотрел на меня Леха, – откуда знаешь?
– Просто спросил… – улыбнулся я.
– А… Ну да, – настороженность сменилась на самодовольство, – решаю. Правда, сейчас над одной бьюсь, и пока никак не получается. Слушай: мужик приходит в магазин, спрашивает: «Сколько просите за один?» Продавец отвечает: «Двадцать рублей». – «А за двенадцать?» – «Сорок рублей». – «Ну дайте сто двадцать…» – «С вас шестьдесят рублей». Какой товар продавали в магазине?
Я пожал плечами:
– Не знаю. Ты же помнишь, у меня с математикой всегда плохо было.
– Ну да, – согласился Леха, – я со своим Ай Кью сто шестьдесят – и то не могу разгадать…
Он отпил чай. Я тоже поднес чашку к губам. Мне казалось, что наш разговор превращался в обезвоженную пустыню; чай каким-то парадоксальным образом хотя бы на мгновение утолял жажду и спасал беседу от полного иссушения.
8
Через полчаса мы вышли из комнаты.
– Ты заходи, – хлопнул меня по плечу Леха. – Посидим, чай попьем. Я Бахе с Сериком позвоню – может, они подтянутся.
– Созвонимся, – согласился я, натягивая на ноги кроссовки.
– Давай, счастливо! – протянул руку Алексею. Неожиданно открылась дверь Наташиной комнаты, и на пороге показалась ее хозяйка – в розовом топике с надписью «Fcuk Galmour» и голубых рваных джинсах.
– Ты куда собралась? – резко спросил ее Леха.
– У меня еще одна пара сегодня.