– Больше конфет нет. Яблочко будешь? – Я выдала девочке яблоко, которое та быстро съела.

– Сё, – сказала она.

«Сё – это, наверное, всё», – догадалась я.

– Так как тебя зовут?

– Есяˆ, – повторила малышка.

– Зайка, у меня больше ничего нет вкусного, – расстроилась я. – Интересно, где же твоя мама?

– Мама, – улыбнулась девочка.

Девочку звали Есения, Еся, только она делала ударение на «я», поэтому я и не догадалась. Ее уже сорок минут по всему гостиничному комплексу в панике искала мама. Она оставила дочь на детской площадке, чтобы сбегать в туалет. Под присмотром другой мамы с ребенком. Но, видимо, те наигрались и ушли. Вот поэтому я сдаю всех детей из рук в руки родителям. Даже подростков. Сердце сковывает ужасом, когда представляю ребенка без присмотра. Меня в детстве постоянно теряли и забывали, так что я могу понять чувства ребенка и уж тем более дикий страх матери.

По пляжу бегали люди. Мы тем временем искупались, и малышка устроилась у меня между коленями. Грелась. Но мы же не знали, что ищут потерявшуюся девочку, которой надоело ползать по горке на детской площадке, и она потопала на пляж. Просто смотрели, как по пляжу туда-сюда бегают люди. Я развлекала малышку сказкой про Русалочку в вольном пересказе – мол, ее видели именно здесь и теперь ищут, потому что принц места себе не находит, не спит и не ест. Только про Русалочку и думает.

Мы, конечно, нашли Есину маму. Доложили, что Еся искупалась, съела яблоко и конфетку, построила замок. Все хорошо.

Ну почему нельзя называть детей понятно? Есения, безусловно, прекрасное имя, но «Еся», которое слышится как «есё» в речи ребенка, может означать что угодно. От «всё», до «ещё». А также еще много других слов.

Тем же вечером к Симе на детской площадке подошел мальчик. Маленький. По виду трехлетка. Бесхозный.

– Давай игать, – сказал мальчик. – Я кокодил и тебя сем!

– Мам, тут еще один ребенок без пригляда! – крикнула мне Сима, пребывая в некотором ужасе.

– Давай уйдем. Второго за день я не выдержу! – взмолилась я.

– Я тоже не выдержу, но надо! Иди ищи его маму, – велела мне дочь, усаживая мальчика на качели.

Полуторагодовалая девчушка плавала в бассейне под присмотром родного отца. Папа решил сфотографировать дочь. Малышка начала истошно кричать.

– Что? Вытащить тебя? Круг дать? Что? – не понимал отец.

Малышка орала уже громко и надрывно. Куда-то показывала. Злилась, что ее никто не понимает. Все окружающие пытались помочь и высказывали предположения, чего хочет ребенок.

– Пить, – авторитетно заявила чья-то бабушка.

– Нет, она куда-то показывает. Цветочек? Ты цветочек хочешь? – возразила чья-то мать.

Ребенок вопил пуще прежнего, показывая на родного отца.

– На ручки хочешь? – Он уже впал в панику.

– Господи, да что непонятного? – выскочила из душевой мать девочки. – На две минуты ушла. Ты телефон мой взял. Вот она и кричит. Все, Дашуля, смотри, папа отдал мне телефон. Да, он больше так не будет. Да, папа? Ты не будешь брать мой телефон. Нельзя брать чужие вещи.

– Да я сфотографировать только хотел! – оправдывался отец.

Моя любимица Полина вечером, укладываясь спать, любит задавать маме сложные вопросы:

– Мама, а зачем женщины на свидания ходят?

– Затем, чтобы через десять лет стоять у плиты, готовить еду, убирать и стирать, – ответила уставшая до чертиков Катя.

– Ладно, не пойду на свидание с Петей, – решила Полина.

– Мам, давай заведем котика? – попросила Полина.

– Нет, это плохо может кончиться, – ответила Катя.

– Для кого? – уточнила Полина.

– Для котика.

– У них что, тоже бывает аллергия?

– Не знаю. Почему ты так решила?