Колокольчик больше всего интересен детям, но долгое время я и мои двоюродные братья как ни прыгали на крыльце, просто-напросто не доставали до шнурка, роста не хватало. Зато теперь, когда я подросла, приходя к бабушке, стараюсь известить о себе звоном колокольчика, только он уже такой слабый, что его почти никто не слышит.


Глава 3. ПОДМАСТЕРЬЕ.


Запах новой кожи приятен и неприятен мне одновременно. Вообще-то мне нравится, как пахнут новые сапоги, которые мой отец шьет на заказ. В чулане, скорее похожем на небольшую комнатку, только без печки, он устроил себе настоящую сапожную мастерскую. Здесь много всяких приспособлений, которыми он орудует, сидя на маленькой скамеечке под небольшим окошком.

Больше всего мне нравится железная лапка – полуметровый штырь, похожий на гусиную лапу, только очень длинную. Отец ставит ее черенком на пол, зажимает коленями, а на плоскую лапу натягивает обувку подошвой вверх. Потом он шилом делает дырочки и прошивает сапог или другую обувь толстой ниткой.

Принцип изготовления и ремонта обуви мне уже понятен. И, может быть, он был бы мне даже интересен, если бы отец не заставлял меня сидеть с ним рядом и учиться его мастерству.

– Я же еще маленький, – уговариваю я отца не неволить меня.

– А когда же еще учиться? Учись, пока маленький. А будешь большой, сам начнешь сапоги шить.

– Чего робятенка мучаешь? – заступается за меня заглянувшая в чулан бабушка.

– Ничо, скоро вместе будем работать, – смеется отец.

Долго он меня не задерживает, но даже за то короткое время, которое я почти каждый день провожу в отцовской мастерской, я кое-чему научился. Правда, сам я пока сапоги не сошью – очень уж нелегкой оказалась эта работа. Проткнуть шилом кожу не так-то просто, да и лапка на деле довольно тяжелая, мне и руками ее трудно удерживать, не то что коленями. Зато я уже сейчас знаю, как правильно прибить набойки на каблуки или подковку на носок. Эта работа мне по силам, тем более, что маленькие гвоздики для обуви такие приятные, маслянистые и так вкусно пахнут железом.

Когда за сапогами приходит заказчик, отец, демонстрируя готовую обувь, говорит:

– Вот, с подмастерьем работали, – и показывает на меня.

Я волнуюсь, когда заказчик разглядывает сапоги, особенно когда смотрит подметку и прибитую на носок подковку. Мне кажется, что сейчас он найдет изъяны в моей работе и вернет сапоги отцу. Но такое никогда не случалось. Заказчик обычно хвалит сапоги, отца и меня тоже. А когда отец получает за работу деньги, он дает мне несколько копеек, которые мы с приятелем Генкой тут же тратим в пивнушке на леденцы.

Иногда отец берет меня с собой в магазин, где покупает то, что нужно в работе: дратву, гвоздики, гуталин. Идти надо далеко, до самого конца нашей улицы, там, возле базарной площади, два кирпичных дома. В одном из них почти что в подвале, окна которого едва выступают над землей, находится магазин или скобяная лавка, как говорит отец. Продают здесь всякую всячину – железные рукомойники, ковши, скобы, мочало и даже керосин, за которым горожане приходят с бидонами разной величины. Керосин разливают во дворе, позади магазина, и продавец, заставляя ждать очередь, все время убегает.

Мы покупаем керосин на базаре и только летом, когда печку топить не надо. А обычно мама и бабушка готовят еду в печке. Лишь в самую жару в доме разжигают керогаз. Я всегда кручусь рядом. Мне интересно смотреть, как женщины возятся с керогазом, подкручивают фитиль, выравнивают горелку, волнуются, что будет копоть. И вот голубое пламя, совсем не такое, как огонь в печке, уже освещает полутемную кухню. И я с удовольствием рассматриваю синий огонек горелки, и меня снова и снова удивляет, как это жидкость может гореть.