– А этим тебе придется заниматься очень не часто. Если вообще придется. Тебя это может удивить, но большинство вопросов у нас, сука, словами решаются. Это уличные быки кого-то постоянно громят и херачат, чтобы на страх взять, а нам город и так покорен и податлив. Мы – продавцы мира и спокойствия, а не громилы и отморозки. Да и для добрых граждан мы вообще, сука, главная надежда и опора,– на этих словах он заулыбался. Мицану показалось, что эта мысль забавляет Бакатарию.– Знаешь, мы – как государство. Берем деньги и даем взамен защиту и справедливость. Только работаем мы честнее. Ну и быстрее, само собой. Спросишь, зачем же мы тогда просим желающего к нам присоединиться грохнуть кого-нибудь? Да просто нам нужны решительные люди, а не всякая сыкливая херота. Ну а ещё – в город вечно лезет всякая мразь, то из провинций, то вообще из-за моря. Как будто нам своих ублюдков не хватает. Боги свидетели – прут как крысы из всех щелей, а осев тут, начинают херней страдать. Грабить, насиловать и убивать. Вот и приходится их выводок сокращать понемногу.
– Знаю. Я же родился на границе Фелайты и Паоры. Всю жизнь дрался с вулграми и прочим клавринским сбродом,– сам не зная зачем вставил Мицан. Хотя, пожалуй, знал – ему хотелось понравиться Бакатарии и остальным клятвенникам. Но тот, кажется, просто пропустил его слова мимо ушей.
– Так что в основном ты будешь, скажем так, по городу гулять. А начнешь уже завтра. Знаешь таверну «Латрийский винолей» рядом с Мясным базаром?
– Знаю.
– Вот завтра на третьем часу от рассвета зайдешь туда за своим первым заданием,– Лифут высыпал на стол остатки фиников и придвинул малую их часть Мицану. Юноша благодарно кивнув отправил в рот самый мясистый из них.– Там найдешь меня или Арно. Если вдруг никого не окажется – в уголочек забейся и посиди чуток. Мы обязательно придем. Ладно, засиделись мы тут что-то. На воздух пора.
Сказав это, Лифут встал и направился к выходу. Его примеру последовали и остальные. Мицан заметил, что косточки и чаши они так и оставили на столе, даже не попытавшись за собой убраться. Оглядевшись и убедившись, что на него никто не смотрит, он выпил оставшееся в кувшине вино, сгреб финики, положив их за пазуху, и догнал остальных. Они немного прошли вместе, после чего попрощались, причем Лифут крепко пожал ему раненную руку и юноше пришлось закусить губу, чтобы не закричать.
Когда люди господина Сельтавии пошли дальше по улице, растворяясь в потоке прохожих, Мицан потрогал набухшую от крови повязку и пошевелил пальцами – к счастью они спокойно гнулись и разгибались, не доставляя ему особой боли. «Заживёт»,– подумал он и пошел дальше, насвистывая прилипчивую мелодию, услышанную пару дней назад.
Солнце уже катилось к закату, окрашивая небосвод ярким багрянцем, и вскоре город обещал преобразиться, показав миру свое второе, ночное лицо. Как раз к тому времени как он дойдет до дома. Впрочем Мицан этого лица никогда не боялся, а теперь, после того как самая крупная и могущественная банда Каменного города признала его своим, бояться полуночных обитателей Кадифа стало и вовсе смешно.
Мицан шел, прокручивая в голове все события последних часов. Всё прошло… гладко, хотя и немного странно. Вот уж кто бы мог подумать, что люди Сельтавии так серьезны в ритуалах и почитании Богов. Почти как всякие там благородные. Сам-то он к богам относился проще и прохладней. Да, он воздавал им хвалы, любил гуляния на Мистерии и порой приносил жертвы… но всё же боги никогда не играли в его жизни особой роли. Но ничего. Если надо, Мицан пересмотрит свои взгляды. Ради той новой жизни, которую сулило ему служение господину Сэльтавии, он был готов на очень многое.