– Что такое, сановник, перестал понимать тайларен?
– Не перестал,– голос Джаромо прозвучал непривычно низко и тихо, напоминания скорее предупредительное шипение ядовитой змеи, чем человеческую речь.– И я не забуду ни единого сказанного здесь слова и ни единого данного обещания, Кардариш.
– Это что, угроза? Ты что, смеешь мне угрожать, Джаромо?
Великий логофет не ответил. Лишь улыбнулся, и лицо его вновь приняло прежний, учтивый вид. Поднявшись, и с демонстративной брезгливостью отряхнув край своей туники, он еле заметно кивнул – ровно настолько, насколько этого требовали правила приличия, а потом покинул гостевую комнату, вернувшись в общий зал. Там, немного пообщавшись со знакомыми и полузнакомыми гостями, он отыскал Ривену, и нежно взяв женщину под локоть, отвел подальше от столов, полных стремительно пьяневших столпов города.
– Скажи мне, любовь моя, а кто та смуглокожая танцовщица с волосами, заплетёнными в косички? Кажется, у нее ещё были золотые браслеты с рубинами на руках и ногах?
– А? Манушака? Это одна из моих рабынь. Каришмянка, если я не ошибаюсь.
– А за сколько ты могла бы мне ее уступить?
– Обученная танцам и любви молодая рабыня, к тому же с идеальной фигурой, стоит совсем не дёшево, Джаромо. Но только зачем она? Ну, в смысле, зачем она тебе?
– Восемь тысяч литавов тебя устроит?
– Вполне,– тут же расплылась в улыбке Ривена.
Ее лицо было так близко, что он видел, как глубоки и многочисленны стали борозды морщин тянувшиеся от уголков ее глаз и разделявшие полосами ее лоб. Хозяйка приёма увядала. И пройдет совсем немного времени, как безжалостное время отнимет у нее последние остатки красоты, превратив в старушку. Пусть бойкую, подтянутую и с прямой спиной, но старушку. И не было в этом мире ничего, что могло бы хоть как то это изменить. Взяв её руки в свои, он нежно расцеловал ее пальцы, от чего Ривена хмыкнула и заулыбалась ещё шире.
– Пришли ее ко мне домой как можно быстрее. Всю сумму тебе тоже доставят уже сегодня.
– Как пожелаешь, милый. Но все же, зачем она тебе?
– Пусть это останется моей небольшой тайной, любимая. Скажу лишь, что она понадобилась мне для определенных дел, в которые я бы не хотел тебя втягивать. Ты слишком дорога для моего сердца!
–Как всегда секреты и ещё раз секреты. Но раз ты так говоришь, то хотя внутри меня и пылает любопытство, я найду способ его обуздать. А сейчас, пойдем к сцене. Вот-вот должно начаться выступление джасурских борцов.
– Ох, моя дорогая Ривена, как бы не было приятно мне твое общество и как бы не были соблазнительны те развлечения, что предлагает твой чудесный дом, боюсь, что я вынужден его покинуть. Увы, но меня вновь ждут дела государства, и боюсь, что они совсем не терпят отлагательства.
– Жаль, а то я, было, подумала, что ты соблазнишься ещё какими-нибудь развлечениями…
Сказав это, она легонько провела по его груди и животу пальцем и пристально посмотрела в глаза, слегка прикусив губу.
Они тут же рассмеялись, обнялись и расцеловали друг друга в щеки на прощание.
Великий логофет покинул прием, постаравшись не привлекать к себе особого внимания. На выходе из зала к нему присоединились его верные тени – двое крепких и широкоплечих рабов. В их сопровождении он пошел по залитым ярким лунным светом улицам Палатвира, что в столь поздний час были абсолютно пусты. Дойдя до своего дома, он тут же направился в сторону спальни на втором этаже, где, как он хорошо знал, на большом столе его уже ждали зажжённые лампы, стопка писем, чистые листы папируса с чернилами и кувшин фруктовой воды.
Поднявшись на второй этаж, он неожиданно замер, когда его взгляд сам собою зацепился за дальнюю дверь. Уже как десять лет она была закрыта и никто, будь то гости или домашняя прислуга, не смели в нее заходить. Ведь за этой дверью находилась комната, в которой его отец провел последние годы своей жизни.