Отъехали от поста, машина снова остановилась. Василий Петрович хотел, было, закричать, напомнить о себе, но открылся капот багажника.

– А-а-а, баран, очухался, очнулся?

Тот самый мальчишка наклонился над багажником. Рядом маячило ещё одно бородатое лицо.

Назаров не успел произнести и слово, как тут же последовал резкий, острый укол, и снова наступило беспамятство.

Когда в очередной раз пришёл в себя, машина стояла, капот багажника был открыт, над ним склонилась целая толпа незнакомых бородатых мужчин.

– Иса, ты кого привёз? – среди гортанных звуков разобрал родной русский язык. – Это же пенсионер. Там что, не было молодых и здоровых?

– Извини, дядя, но на вокзале только этот сидел один и откликнулся на мою просьбу пройти до машины. Другие не хотели даже говорить или были с попутчиками. Так что, как говорят у русских: чем богаты, тем и рады, – развёл руками молодой паренёк, к которому все обращались по имени Иса.

Только теперь Василий Петрович начал осознавать, что попал в плен к горцам. Раньше он слышал, что исчезают молодые здоровые мужчины из российской глубинки, но никогда не думал, что в качестве пленника окажется и сам.

Сначала выкинули из багажника. Вот именно: выкинули, а не достали или помогли вылезть. Именно бросили у машины на землю, как барана, он лежал, связанный по рукам и ногам крепкой бечёвкой. Да-а, баран и есть. Когда-то Назарову приходилось наблюдать, как лежат бараны, подготовленные для заклания. И сейчас сам себя видел со стороны в позе такого же барана.

Когда его развязали, он долго не мог встать на ноги, они занемели, и потому подкашивались, не держали его плоть. Даже руками не мог помочь себе встать, они, так же как и ноги, не подчинялись ему. Тогда он прислонился к машине и замер так в ожидании.

А мужчины что-то горячо обсуждали на повышенных тонах, махали руками, совершенно не обращая внимания на пленника.

– Простите, уважаемые, – он решил напомнить о себе, попросить воды: во рту настолько пересохло, что язык и губы еле-еле смогли произнести несколько слов. – Пить, дайте, пожалуйста, воды.

Ему казалось, что он кричит, а на самом деле прохрипел слабым скрипучим голосом.

Но его услышали, и ещё через какое-то мгновение перед ним стоял ковшик с водой. Василий Петрович сделал попытку протянуть руку, но она не повиновалась, не хотела слушаться. Он повторял такие попытки ещё и ещё раз, и все они оканчивались неудачей: руки не слушались его мозга, они тоже занемели, и жили, нет, существовали отдельно от его сознания. Тогда он лёг, почти упал на грудь и жадно припал к воде.

Вокруг него тут же раздался громкий мужской хохот, как будто люди находились в цирке и наблюдали очень смешной трюк. Он не видел, как тыкали в его сторону руками, как закатывались от смеха зрители.

Назаров выпил, вылакал почти всю воду и в бессилии отвалился в сторону, упал лицом вниз, в землю, прислушиваясь к себе, к своему телу. А оно начало оживать. Только сначала помутилось в мозгах, закружилась голова, но стало проходить. Сознание прояснялось, а с ним появлялась и сила в руках и ногах. Он смог снова встать на колени, опять прислониться спиной к машине.

Смех прекратился, все мужики с интересом уставились в пленника.

– Скажите, – произнёс Василий Петрович, – это средневековье? Я в племени Ням-Ням или на дворе двадцать первый век и я в родной России?

Он не успел дождаться ответа, даже не успел обвести взглядом толпу, как тут же получил сильнейший удар ногой в зубы, его голову отбросило, больно, до искр из глаз, до пустоты в мозгах ударило затылком о машину, и он снова потерял сознание.