В центре комнаты зародилось фиолетовое мерцание.

– Похоже, мне, как всегда, не рады, – заметил Рухнас, оглядывая присутствующих, и продолжил, обращаясь к Ронове: – Оставь нас.

Девушка не стала возражать и сразу покинула комнату.

– Халфас, скажу прямо, я подслушал ваш разговор, и если ты всерьёз собрался в другой мир, то у тебя будет шанс вернуть Дилию.

– Я слушаю… – проговорил великий маг с недоверчивым прищуром.

– Подозреваю, ты близок к решению. Твои прощальные речи едва ли вызваны предчувствием естественной смерти… Но я уверен, что знаю, как именно вернуть избранную. Её можно вызволить в обмен на подобного. Скажу прямо, у меня были мысли свести счёты с жизнью, чтобы освободить Дилию. Но, учитывая, что эта женщина нужна мне, я не вижу смысла в подобном самопожертвовании. Если она вернётся, а я окажусь в другом мире, вся затея потеряет смысл. Выходит, я должен быть живым. Однако, если ты собираешься в Туатил, слушай, что мне известно. Избранная жива, но заперта в подземельях хранителей. Очевидно, что Дилия не может вернуться в средний мир. Учитывая то, что она наверняка стала хранителем и это произошло уже после запечатывания подземелий, на неё не распространяются все запреты. Поэтому я почти уверен, что Донумэ можно обменять на подобного. То есть она может выйти, используя амулет для перемещения в одну сторону, пока свежеумерший не достиг финальной трансформации. Разумеется, доброволец должен забрать её амулет, оставив его у хранителей.

– Меня посещали некоторые предположения, но я совру, если скажу, что понял всё тобой изложенное… Откуда у тебя эта информация и уверен ли ты? – задумчиво протянул Халфас.

Дверь распахнулась.

– Приветствую, – бросил Радьен, стремительно переступая порог. – Позвольте и мне поучаствовать в вашем разговоре, ведь обсуждения касаются будущего моей дочери, – не скрывая возмущения, закончил он.

Потеря дара была для Дилии равносильна инвалидности. Она испытывала разочарование, страх, растерянность. Всякий раз, когда избранная забывалась, пытаясь использовать магию, ей начинало казаться, будто угасает рассудок.

Лишённая силы, отрезанная от дома и близких, Дилия уповала только на приобретённую с годами мудрость, которая оставалась единственным преимуществом. Хранители приняли её с несвойственной им теплотой. Дэрелл делал всё, чтобы она не испытывала неудобства, выполняя нехитрые поручения, и старался быть с ней как можно чаще. В такие моменты тревога ненадолго покидала, но все устремления оставались неизменными.

Погружённая в свои мысли, Дилия не сразу заметила возвращение своего хранителя, и только его голос заставил её обернуться.

– Вижу, сегодня ты занята бумажной рутиной? Если тебя это раздражает или расстраивает, только скажи, и я найду более интересное занятие, – торопливо произнёс Дэрелл, усаживаясь рядом.

– Всё нормально. Ты не должен меня так опекать.

– Кто, если не я?

– Помнишь, я очень большая девочка, – почти горько усмехнулась Дилия.

– Я старше, – подмигнув, возразил хранитель.

– Чем опекать, лучше бы занялся своими делами, и Гласеа была бы рада твоему вниманию.

Дэрелл нахмурился.

– Почему ты о ней заговорила?

– Я лишилась дара, а не зрения. И прекрасно вижу, как на тебя смотрит хранительница. Полагаю, своим возвращением я помешала вам обоим.

– Не говори глупости, для меня была, есть и будешь важна только ты.

– Делай как знаешь, но не считай себя обязанным быть со мной. Обещаешь?

– Хорошо, если не нужен, я ухожу, – поднимаясь на ноги, сказал Дэрелл, внимательно заглядывая в глаза избранной.

Дилия улыбнулась. Дэрелл часто бывал несносен, но он стал для неё настоящим другом. Он смирился с её своеобразной натурой и бесконечно прощал, не держа зла.