Рядом, громко лая и прыгая, бесилась Волга, выражая свой восторг от долгожданной свободы.

– Мне все еще не верится! Это сон, чудесный сон! Так не бывает в настоящей жизни! Это какая-то сказка – очутиться с тобой на краю света! – быстро, скороговоркой говорила Ольга.

– Это не сказка – это быль! – отвечал он. – Не хотел я тебя брать – сама напросилась! Не пожалеть бы!

– Не пожалею! Ни за что!

– Если ты в этом уверена, то это уже хорошо! Но для полного счастья – ты должна меня слушаться! Потому что это тайга, а не улица! Во всем, всегда и везде – даже если и буду не прав! Хорошо?

Она утвердительно кивнула головой и по-пионерски с улыбкой отчеканила:

– Всегда готова!

Базовая избушка Васьки находилась на большом прилавке круто спускающейся горы, отходившей небольшим отрогом от водораздельной площади, тянущейся с востока на запад и делившей вершинки притоков двух больших рек Восточного Саяна, бравших истоки своих вод из-под безлесых белогорий.

Огромная поляна, длинным языком тянувшаяся по прилавку, создавала благоприятные условия для вертолетной площадки, и, чтобы «восьмерка» садилась без каких-либо проблем, охотнику пришлось спилить всего лишь три кедра, мешавших взлету-посадке, но и эти стволы старых гигантов не остались догнивать на земле, а были пущены в дело. Обширный навес, пристроенный к зимовью, был из кедровых досок – хозяин собирался прочно обосноваться в этих местах.

Бревенчатое зимовье, служившее домом в этом суровом и холодном краю, дающее тепло и уют в долгие осенне-зимние вечера, стояло с западной стороны аэродрома. Рядом протекал ключ. По промысловым меркам, изба была достаточно большой, чтобы дать кров двум людям, и вмещала все необходимое для быта: широкие нары, два стола, длинную жестяную печку-экономку, всевозможные полочки, тянущиеся по всей длине стен, различные приспособления из проволоки и палок для просушки одежды.

Большое окно с двойными стеклами, аккуратно врезанными в проструганную раму, выходило на север, открывая красоту тайги.

Практически все, начиная с пола и кончая столом, было взято рубанком и за долгие годы пользования отшлифовалось, напоминая искусственную полировку.

Домотканый половичок лежал по всей длине пола от порога до нар. Когда-то перемытая и перевернутая посуда занимала свое место на полочке и была нетронутой. А закрытая на загнутый гвоздь дверь говорила о том, что за время отсутствия охотника в жилище никого не было.

У избушки под навесом – просторные сени, хранящие габаритный охотничий инвентарь и оставшуюся с прошлой зимы поленницу кедровых дров.

В десяти метрах от жилья, на трех вековых кедрах громоздился продуктовый лабаз, сохранявший запасы продуктов от мелких хищников и грызунов. Но для более крупного зверя – росомахи или медведя, взять штурмом треугольный шалаш не составляет особого труда. Васька просто надеялся на Бога и на то, что все обойдется благополучно.

Картина была бы неполной, если не упомянуть о небольшой бревенчатой баньке, стоявшей в каких-то пятидесяти метрах ниже, у чистейшего родника, постоянно пульсирующего из недр земли.

Поляну окружала плотная темнохвойная тайга, стеной подступавшая к жилью человека и состоявшая из двух основных видов деревьев – вековых кедров и разлапистых пихт. Стоило сделать пару десятков шагов – и можно без труда раствориться в чаще, не оставив не знающему тайги человеку никаких шансов на какие-либо розыски.

Перешагнув порог избушки, Ольга некоторое время осматривалась и наконец удовлетворенно вздохнула. На вопрос «Как жилище?» ответила просто и беззаботно:

– С милым и в шалаше рай!