И вот уже хочу считать часы до жены. Моя задумка принимает подобие улыбки, растягивает мои сухие губы, и сразу трещина ползёт по ссохшейся коже, кровя.
Но и приход жены, и мой рассказ с захлёбыванием о задуманном, и представление героев книги будут позже. А пока – «Сестра! Пожалуйста! Сестрааа!». И вот уже горло ласкает вода: тёплая, живительная, пахнущая больницей, очень нужная. Сбивчиво хриплю, что – опять температурю, и ещё да-дакаю про озноб, про ломоту и что – задыхаюсь. В ответ ловлю перезвон каких-то пузырьков, чувствую в районе катетера осторожные манипуляции со шприцами и трубками… И сразу приходит спокойствие, подушкой наваливается какая-то уютность, наступает забытая детская уверенность в полной защищённости одеялом, под которым так надёжно прятаться от ведьм, фашистов и змеевгорынычей; когда там подолгу прячешься-прячешься, и уже даже нечем дышать в стёганом укрытии, и без кислорода в виски уже стучится обморок, но ты всё равно терпишь: врёшь – не возьмёшь!!!
Что влила в меня сестричка? Почему жизнь начала обратный отсчёт? Я скручиваюсь в большой калач, горячим дыханьем обдаю свои колени, и в обратном направлении вдруг проживаю собственную жизнь, пролистываю её какими-то рваными штрихами с мельчайшими, даже пустыми подробностями: отрывисто, нелогично, в деталях… Картинки, моменты, кадры. Нестерпимо хочется копаться в ранее прожитом, анализировать перелистанные годы, дни, часы и минуты, и при этом – чтобы очень глубоко, чтобы тщательнейшим образом. До тактильных ощущений, до явственных голосов чтобы. И я копаюсь.
Я всегда хотел понять, откуда у меня боязнь высоты. И почему эта боязнь какая-то избирательная. Почему у меня нет понятного страха высоты, той: дурной и невероятной, самолётной и многоэтажной. Почему в самолётах и скоростных лифтах я летаю, и никакого страха при этом почти не испытываю, а на жалком десятке метров, бывает, накатывает такая боязнь высоты, аж до тремора в зубах, аж до паники.
Спасибо медсестре. Помогла понять. Теперь знаю. Эта высотная фобия у меня с четырёхлетнего возраста. Теперь знаю – откуда… Это когда-то, снисходительно улыбнувшись, судьба открыла счёт четырёхлетнему мне: «Один – ноль. В твою пользу. Учти».
Мы живём в пятиэтажке на последнем этаже. Я не слишком компанейский мальчишка, а раз такой – ты часто сидишь в квартире и там находишь себе занятия. Предоставленный сам себе, бывало, шкодничаешь. Водяные «бомбочки» кидаешь в прохожих, а то и куриного яйца не жалеешь. Швырнёшь, трусливо не целясь, быстро присядешь на корточки, затаишься с головой, и наблюдаешь в щелку балконной обшивки, как прохожие хмурятся и высматривают, задрав головы, с какого балкона это прилетело. А ты таишься, а самого аж трясёт и распирает от под-лючести происходящего, в животе коловоротит и урчит страх, ведь запросто могли заметить, с какого балкона прилетело. И душит беззвучный хохот, что не целился и – попал, и хохотно, что точно не заметили.
Или – заберёшься с ногами на табуретку, высунешься с балкона подальше, грудью ляжешь на балконную перекладину, и лежишь так подооолгу, столько, что рубашкины пуговицы в коже отпечатаются, и потом час-другой на груди краснеют медальками, и пускаешь длииинную такую слюну, дооолгую, и обязательно важно видеть (с пятого-то этажа!), как внизу на асфальте твоё слюнявое пятно становится всё отчётливее и крупнее. А уж если безветренный день выдался, то – вообще хорошо! Тогда пускаешь себе слюни, пускаешь, а далеко внизу растёт, растёт твоё пятно, а ты дууумаешь. Думаешь о чём-то своём, о детском, и, конечно же, несерьёзном, как само занятие – пускание слюней четырёхлетним ребенком с балкона пятого этажа. Или вообще ничего не думаешь, и ноги уже затекли от стояния на табуретке, и грудь больно расплющило о перекладину, а ты всё стоишь и стоишь, и пускаешь слюни на асфальт. И – прострация, и – отрешение, и – нирвана.