У любого серьезного и ответственного человека есть свой план и сценарий развития проекта. Как оно, по словам психологов-астрологов-гинекологов и духовных учителей, должно быть правильно, красиво и по-настоящему. У Анжелы он тоже был. С этапами, эвентами, бюджетом и сроками. Она же не про развлечения, секс, любовь и прочие глупости, а про брак, семью и четкие обязанности. Иногда мужчины соглашались сразу и на всё. Тогда отступала Анжела. Иногда только на часть. Анжела не соглашалась.

Однажды она заболела. Но встала с постели, прополоскала горло, закинулась таблетками и по привычке собралась на свидание. Пришла. Села. Заказала облепиховый чай с чизкейком и приготовилась дать бой.

Он опоздал. Нарисовался без цветов, улыбки, и в свитере времен викингов. Окинул взглядом хмурую Анжелу. Потребовал виски. Выпил. И мрачно произнес:

– Может, пойдем потрахаемся?

– …!!!!!! (Анжела подавилась, но не смогла даже откашляться)

– Ну а что тянуть? Ты вроде ничего. Жизнь коротка. Давай, пошли!

Пауза. Взрыв.

Конец цивилизации. Всемирный потоп.

Мат…

P.S. Через месяц они поженились. Ну, а что тянуть то?

Образ бедной рабыни Изауры произвел на Олю неизгладимое впечатление. Она резко начала скашивать глаза, покачивать головой и прихрамывать, подражая героине бразильского телесериала. Девушка казалась ей невероятно красивой и грациозной. Оля даже выучила невыразительное имя актрисы, не зная, что это первая роль бывшей порнозвезды.

Днем Оля аккуратно посещала школу, закрывая четверть тройками, а вечерами думала о судьбе рабыни. О ее нравственной чистоте и неприступности. Вот надо же что творится в этой самой Бразилии (где, как Оля знала из другого фильма, водится много диких обезьян) – одна девушка и столько претендентов! А тут сидишь себе в 15 лет, красишь ресницы маминой тушью, а вокруг тишина. Никто не только на твою честь не покушается – даже имени не спрашивает.

Странно. Видимо, социализм – не самый лучший вариант для жизни девушек.

У Оли и раньше были политические сомнения, но в тот вечер они как-то особенно уязвляли.

Она причесалась. Нашла модные колготки в черную сеточку. Накрасила губы яркой помадой. И резко захотела драмы. Про любовь и что-нибудь неприличное.

Весна подстрекала. Коты орали. Оля достала каблуки из-под кровати. Процокала неумело по паркету и вышла на балкон.

– Эй! Слышь! Ты это… выходи давай!

– Красильников?! Ты чего там делаешь?

– Жду. Пришел, но потом понял, что номера квартиры твоей не знаю. Пойдешь?

– Куда?

– Куда-нибудь.

– Ага.

Оля вышла быстро, но без каблуков. Красильников окинул одноклассницу взглядом и вздохнул:

– Изаура?

– Угу.

– Похожа. Но на самом деле, нет.

– ???

– Короче, посмотрел я на них в этом кино и разочаровался.

– В ком?

– Да в капитализме. Одна рабыня на всех мужиков и то страшная! Как они там живут? У тебя родители дома?

– Нет еще.

– Есть что пожрать?

– Макароны с котлетой.

– Пойдет! Угостишь?

– Ну…

– Тогда пошли скорее! Поиграем! Я буду хозяином, а ты рабыней. Я котлету съем, а ты посуду помоешь!

И Оля согласилась. Все-таки это вам не Бразилия. А про мексиканские страсти она фильмов еще не видела.

Профессор был мизантроп. Лет тридцать как окончательно разочаровался в людях, студентах и, что особенно печально, – в блондинках. Он иногда мог на них смотреть, сквозь пальцы, прикрывая ладонью уставшие от напряжения глаза. Но слушать… Боже упаси!

Зачетки подписывал не глядя, чтобы сократить момент страдания. И убегал из аудитории, проявляя прыткость кенгуру и пунктуальность Канта.

Уже собирался окончательно закрыться в презрении к миру, как в двери появились Ноги. Профессор скосил заслезившийся глаз и гневно фыркнул. Потом он увидел тонкую талию, симпатичную грудь, длинную шею, сочные губы и беспардонные глаза.