Прежде всего я заметила ее волосы: темные, непокорные, курчавые, упрямо вылезающие из-под бесполезного пластикового ободка, который то и дело сползал ей на лоб. Ее шерстяная кофта, явно связанная дома, так растянулась от многих стирок и отжиманий, что доставала чуть не до коленей и была лишь немного короче серой форменной юбки. Девочка не обратила на меня никакого внимания, хоть я и покашляла, проходя мимо. Она пристально смотрела на свой палец. Зайдя в класс, я обернулась: она по-прежнему неподвижно стояла, уставившись на самый кончик пальца, где был шариковой ручкой нарисован глаз. Развивала способности к гипнозу, как объяснила она позже.

Я продемонстрировала изумленным одноклассникам последнюю фотографию своего кролика и триумфально закончила:

– …Вот так на это Рождество в нашем доме поселился бог.

Теперь, широко улыбаясь, я ждала заслуженных апло дисментов. Однако их не последовало. В классной комнате вдруг стало совсем тихо и очень темно. Жидкий желтый свет ламп на потолке трусливо отступал под натиском собирающихся на небе черных грозовых туч. Вдруг новенькая девочка, Дженни Пенни, громко захлопала и выкрикнула что-то одобрительное.

– Замолчи немедленно! – заорала на нее наша учительница, мисс Грогни, и от праведного гнева губы у нее сомкнулись в почти неразличимую тонкую линию.

Тогда я еще не знала, что мисс Грогни была порождением пары миссионеров, отправившихся проповедовать слово Божье в далекий и крайне негостеприимный район Африки, но, увы, вскоре обнаруживших, что мусульманские проповедники добрались туда раньше их. Я двинулась было к своей парте, но мисс Грогни твердо остановила меня:

– Стой, где стоишь.

Я подчинилась, чувствуя, как теплой тяжестью наливается мочевой пузырь.

– И ты считаешь возможным называть зайца… – угрожающе начала мисс Грогни.

– Вообще-то это кролик, – прервала ее Дженни Пенни. – Это просто такая порода, бельгийский…

– И ты считаешь возможным называть кролика богом? – повысила голос мисс Грогни.

Я догадалась, что это один из тех вопросов, на которые лучше не отвечать.

– Ты считаешь возможным говорить: «Я надела на бога поводок и пошла с ним в магазин»?

– Но так ведь и было, – слабо возразила я.

– А тебе известно, что означает слово «богохульство»?

Я смотрела на нее в недоумении. Опять это стран ное слово. Дженни Пенни уже тянула кверху руку.

– Что? – обернулась к ней мисс Грогни.

– Богохульство значит глупость, – сказала девочка.

– Нет, богохульство – это совсем не глупость.

– Тогда грубость?

– Богохульство – это, – с нажимом произнесла мисс Грогни, – оскорбление, нанесенное Богу или чему-то святому. Ты слышишь меня, Элеонор Мод? Чему-то святому. За то, что ты сейчас рассказала, в другой стране тебя забросали бы камнями.

Я поежилась, потому что совершенно ясно представила себе, кто бросил бы первый камень.

Дженни Пенни стояла у школьных ворот и перепрыгивала с одной ноги на другую – играла во что-то в своем собственном выдуманном мире. Этот мир был странным и к концу школьного дня успел вызвать в школе недобрые перешептывания и косые взгляды, но меня он неудержимо притягивал, и фатальная брешь в скучном и размеренном строе привычной жизни уже была пробита. Я наблюдала, как девочка засовывает непослушные кудряшки под прозрачный пластиковый капюшон. Я думала, что она ждет, когда кончится дождь, но, оказалось, она ждала меня.

– Я тебя жду, – сказала она.

Я покраснела.

– Спасибо, что хлопала.

– Мне правда понравилось. – Волосы у нее на макушке были до того туго стянуты бантом, что, казалось, ей трудно открывать рот. – У тебя получилось лучше всех.