Из разговоров в храме Люи знал, что это просо было выращено на специальном поле, за которым ухаживали монахи. Братец Су говорил, что только самые высокопоставленные служители богов допускались туда. Они же изготовили и вино для церемонии. А в нефритовый сосуд будет положена прядь волос божественного избранника. Этот сосуд запечатают подобно урне с прахом и передадут родителям того, кто отправится в Шаньшэнь. С этих пор он или она будет считаться умершим.

Глава деревни остановился перед гуншэнь, критически оглядел молодёжь с головы до ног и жестом велел всем немного рассредоточиться.

Этих юношей и девушек начали готовить к церемонии за несколько месяцев, чтобы убедиться, что они всё сделают правильно, но одно дело – наставления и совсем другое – реальность.

Старейшины верили, что от соблюдения церемониала будет зависеть расположение богов к жителям деревни Лэй. Может быть, они великодушно ниспошлют здешней земле побольше дней с хорошей погодой, чтобы урожай родился обильным. Или принесут редких пилюль, на продаже которых можно будет хорошо заработать.

Увидев, что его молчаливый наказ исполнен, глава деревни развернулся к гуншэнь спиной. Его помощники поставили перед стариком тяжеленный стол, который кое-как притащили аж вшестером, и разложили на нём ритуальные предметы. Затем они помогли старейшине омыть руки и с поклоном удалились.

Рассматривая церемониальный наряд главы деревни, Люи дивился, зачем использовать настолько сложный костюм? Неужели богам действительно важно, кто во что одет? Он мельком взглянул на свои одежды. Тёмные штаны, старая обувь, наверняка сменившая не одного владельца, рубаха с высоким воротом и закатанными рукавами. Изящностью тут и не пахло. Хотя, при всём желании выбирать ему не приходилось, ведь храмовые сироты одевались в те вещи, которые односельчане носили им в дар.

Закончив с приготовлениями, глава деревни замер перед алтарём. Остальные старейшины также заняли свои места: они расположились на маленьких жёстких подушках, выложенных полукругом возле гуншэнь.

Среди родителей поднялось волнение. Люи слышал, как тяжело вздыхали и охали женщины. Мужчины цыкали на них, призывая молчать.

Вновь раздался гонг, оповещая о начале церемонии. Народ невольно подался вперёд и насел на Люи. Юноша непроизвольно попятился назад и впечатался в стоявших за ним людей. Вопреки ожиданиям, толпа приняла его мягко и не противясь.

На площади показался главный настоятель храма богов. Вместе с его приходом братья ударили в церемониальный барабан. Народ вздрогнул. Под гулкий ритм, разносящийся по округе, настоятель приблизился к центру площади. Он также был облачён в сложный наряд, только, в отличие от одеяний главы деревни, его тёмный пао покрывала вышивка в виде множества серебряных звёзд.

Монах не подошёл сразу к алтарю, а сначала описал круг между претендентами на роль божественной дани и старейшинами, сидящими на подушках. В его руках была нефритовая чаша с киноварью и кисть, которой мужчина стал наносить символы на каменные плиты.

Настоятель передвигался от одной точки площади к другой с удивительной ловкостью, его движения складывались в замысловатый танец, и это зрелище завораживало Люи.

Когда он был младше и мог свободно слоняться где хотел, он не раз наблюдал за тем, как старший монах упражнялся в саду. Несмотря на преклонный возраст, мужчина мастерски владел своим телом. Несколько лет назад юноша даже подумывал о том, чтобы сделаться послушником, но вскоре его распределили в помощники к господину Ни.

Закончив наносить символы на плиты, настоятель приблизился к главе деревни и обменялся с ним поклонами. Затем он отставил в сторону чашу, положил кисть и оглядел алтарь. Заученными движениями монах зажёг свечи и принялся читать молитвы над блюдом с просом и чашей с ритуальным вином. Мужчина по очереди воздевал блюдо и чашу к небу, прося богов принять эти символические дары и в наступающем периоде позаботиться о деревне Лэй.