– Почему эта жирная мерзкая жаба должна сидеть напротив меня и целый день портить настроение своей рожей? Нужно сделать коллективное заявление шефу – пусть уберет ее по эстетическим причинам! – высказала свое мнение Оленька.
Капец! Я одна за всех пашу, и меня же убрать. Совсем девки свихнулись – кто работать-то будет?
Инга заявила:
– Ты права. Намордник надо на таких страшных надевать, а то с утра взглянешь и настроение на весь день испорчено.
– Намордника маловато будет, только скафандр мог бы полностью скрыть это уродство. Будь я такой страшилой, то покончила бы с собой. Как она может утром смотреть на себя в зеркало, вы никогда не задумывались? – голос Оленьки.
– Поэтому она и появляется утром озверевшая, – добавила Инга.
– И не только утром, – подтвердила Оленька. Голос Наташи:
– Вы не заметили того, что она сегодня прихорошилась?
Я даже похолодела. Неужели эта безмозглая оглобля заметила, что я подправила кожу корректором?
– Да-да, приглядитесь. Она сегодня напудрила свои рытвины. Для чего, вы думаете?
Я недооценивала эту дуреху. На будущее нужно быть аккуратней, ведь им только дай повод.
Вернувшись на свое место, я уткнулась в компьютер, ни на секунду не отрывая взгляд от монитора. Так и просидела до конца дня, с буддистским спокойствием погруженная в работу.
Выполнив свою работу, Денис ушел из нашего офиса, и я задохнулась от тоски.
Каждое утро, просыпаясь, я чувствовала боль отчаяния, мирясь с пустотой уходящих дней, тянущихся так уныло.
Одевалась, ходила на работу, в магазин, но все делала по инерции.
Часто, сидя с книгой в руке, мыслями я была далеко. Мне виделся Денис. Его образ преследовал меня повсюду, даже во сне.
Но любовь должна умереть, та любовь, что еще не успела родиться. Для такой уродины, как я, в его жизни не найдется места.
Будь я обыкновенной девушкой – пусть не красавицей, у меня был бы хоть какой-то шанс. Как часто люди не понимают своего счастья – у них может быть взаимная любовь, они могут планировать семью, детей.
В моей же ситуации думать о семье и детях – кощунство. Я могу лишь издали наблюдать за чужим счастьем.
Грациозной походкой – не легко подобрать слова, чтобы описать ее походку, – Оленька проскользнула на свое место. Достав зеркальце, она стала скрупулезно изучать лицо.
– Хороша-а, – протянула Наташа.
– Нет предела совершенству, – ответила Оленька, придирчиво отыскивая воображаемые недостатки на своем идеальном личике.
– Какая у тебя кожа! Открой секрет, не таи, что ты для этого делаешь? – насели на нее сотрудницы.
– Лед, лед и лед. Утром и вечером я протираюсь льдом. Иногда я просто обкладываюсь льдом. У меня полная морозилка замороженных кубиков. Лед сохраняет красоту, не зря же Снежная Королева была такой красавицей, – хихикнула она.
Все офисные дуры замолкли, подсчитывая, на сколько хватит их морозилки, чтобы обложиться льдом.
Неожиданно зашел шеф. Все разбежались.
– Что за митинг? Почему не на рабочих местах? Это ты? – он грозно посмотрел на Оленьку.
– Я на своем месте и не могу отвечать за других, – заявила она, не стесняясь.
Всем досталось от шефа, но никто не в обиде – они узнали секрет красоты. Идиотки, если я даже погребу себя подо льдом, то ни на йоту не стану лучше!
Душа у этой красавицы тоже ледяная, и кубики льда у нее и в сердце, а не только в морозилке. Но этому никто не поверит! Когда у тебя такая ангельская внешность, то прощается многое, если не все. Мне же не прощается ничего, а с точностью наоборот, люди готовы обвинить меня даже в тех грехах, которые я и не смогла бы совершить.
– Внешность – самое главное, – изрекает Оленька и смотрит на меня.