Короче, пораскинув мозгами, решил не париться. Мне, типа, фиолетово. Лучше уж пусть будет закрыто, чем открыто. В любом случае те, кто с головой на плечах, даже и не подумали бы подрабатывать на этой «планете чудиков».

И только я собрался уходить, как вижу: прямо навстречу мне шагает Синъянь. Деваться было некуда.

– Доброе утро! – сказала она.

Ага, как же, офигенно доброе!

Напустив на себя строгость, я показал на свои наручные часы и спросил:

– И сколько сейчас времени? Или счастливые часов не наблюдают?

– Пол-одиннадцатого, а что? – Она посмотрела на часы, на лице ни тени стыда.

– Как что? Знаешь, я полчаса торчу здесь.

– Ого, вот как! – Синъянь подошла ко мне вплотную и посмотрела прямо в глаза.

– Что? – Я уставился в пол, так как не привык меряться взглядами с девушками. И чтобы они стояли так близко.

– Врешь и глазом не моргнешь, – усмехнулась она. – На самом деле мы открываемся в десять тридцать, а тебе я нарочно сказала быть в десять, потому что догадывалась, что ты опоздаешь.

– Издеваешься, да?

– Я боялась, что стану жертвой твоей издевки, вот и решила действовать первой, – призналась Синъянь. Да еще эта улыбочка ее противная!

Приперла меня к стенке, и оставалось только глядеть на нее и молчать. Хотелось обругать ее, но нужные слова не приходили на ум. В конце концов, я же никогда девушек не ругал, зато они меня хаяли не раз.

Не обращая внимания на мое недовольство, Синъянь наклонилась и погладила рыжую кошку, а потом достала из сумочки ключи и открыла дверь.

В кофейне она везде включила освещение, и темнота сменилась ярким светом.

– Я хочу кое-что сказать, – подняв руку, сообщил я.

Оставив мои слова без внимания, Синъянь прошла на кухню, где налила молока и насыпала кошачьего корма, а потом вынесла все это на улицу под навес. Рыжая кошка приготовилась наесться до отвала.

– Ты что, оглохла или притворяешься?

– Говори!

– Хочу предупредить: я не собираюсь подметать пол или пылесосить, не буду мыть унитаз, а еще не буду улыбаться и вести себя мило. Я буду заниматься только посетителями, но обслуживать назойливых или придирчивых клиентов не стану, особенно с плохим характером…

– Может, тебе и не надо будет этим заниматься… – Синъянь обошла меня кругом, разглядывая со всех сторон. – Да, внешность подходит. Мы немного приоденем тебя и выставим на улицу у дверей кофейни, чтобы ты завлекал посетителей.

– Эй! Сколько можно обсуждать мой внешний вид! Я не ваза!

Она швырнула фартук, и тот приземлился мне прямо на голову.

– Не хочешь быть вазой – тогда действуй быстро. Пылесос в подсобке, и давай-ка уберись тут как следует, чтобы каждый уголок был вычищен. Хозяин помешан на чистоте. Если он найдет хотя бы пылинку – о-го-го! – тогда он вышвырнет тебя, как пыльный мешок.

Я был полностью деморализован и пал духом. Мне никогда не удавалось выйти победителем из перепалки с девушкой, а тут еще это ее кошмарное «о-го-го».

Взяв пылесос, я приступил к работе. Такая работа меня ничуть не пугает. Дома я и так занимаюсь уборкой, совсем как Золушка, только мужчина. Старшие сестры говорят: «Кто не работает, тому не платят», и мое вознаграждение – трехразовое питание и проживание.

В кофейне зазвучала странноватая музыка. Я прислушался и обалдел: это была старая английская песня шестидесятых годов, даже старше, чем мои родители.

Я запротестовал:

– Это же старье несусветное! Может, лучше послушаем что-нибудь новенькое, а?

Пропустив мой вопрос мимо ушей, Синъянь вынесла пачку яиц, молоко и баночки с каким-то порошком, похожим на муку, и стала готовить выпечку, подпевая себе под нос. Ей эта музыка явно нравилась.