Но этот стул стоит здесь, на блестящем, керамогранитном, бежевом полу малюсенькой кофейни. С удивлением заметила – стул улыбается!

Оказывается, только что прочитала его тайное желание. И хотя изменить ничего ни я, ни он не в силах, ему просто приятно, что на него обратили внимание. Он так воодушевился: «Хочешь, расскажу несколько историй? Готова ли слышать?»

«Хм, вот как. Именно слышать? Не слушать?»

Стул хитро подмигивает, шёпотом отвечаю ему: «Сложно не слышать, когда с тобой так открыто и приятно разговаривают». И пусть это всего лишь стул. Зато очень терпеливый, вежливый и охотно готов подождать, пока моя рука, привыкшая к письму на клавиатуре, теперь едва поспевает ручкой по бумаге за потоком его рассказов о жизни.

А ведь раньше он выглядел совсем иначе! Теперь стул хохочет: ему удалось меня обвести. Ведь на самом деле никакой он не стародавний и не такой величественный, каким представился в начале.

Родился с ничем не примечательными, толстыми, железными ногами, жёсткими спинкой и сиденьем. Впрочем, как и остальные его собратья. Их продавали за сущие копейки ввиду прозаичности, но однажды у мужчины, который оказался владельцем небольшого кафе, родилась идея, как их приукрасить.

И на самом деле ему не потребовалось много – всего лишь красивая дорогая ткань и профессионал-мебельщик.

Он наклеил на сиденья и спинки тугой поролон, натянул благородную ткань, сделав более плавными очертания. Изменить металлический каркас стульев он не мог, но выпилил из гибкого пластика чехлы, тщательно покрасил их бронзовой краской, которая легла блестящим покровом, спрятав от посторонних железную суть.

И вот посетители, не замечая ничего примечательного, садятся на эти стулья. И уходят, выпив чаю или кофе, не благодаря их за красоту и мягкость, за временный приют уставшим ногам и иным частям тела, на которые люди обычно любят искать приключения…

В кофейню вошла женщина, на вид не старше лет сорока пяти. Её короткая причёска, крашеная в ярко-рыжий, практически оранжевый цвет, причудливо разделена двойной чёлкой, нижняя часть которой тонко лежит на лбу, а другая заплетена набок в косичку. Длинные серьги с крупными малахитовыми камнями. На шее висят сброшенные при входе в кафе наушники.

Она одета в типично подростковом стиле – кремовые джинсы-стрейч, клетчатая сине-зелёная ветровка-рубашка, под которой виднеется бежевая футболка.

Женщина явно грустила, когда зашла, но вот погрузилась взглядом в экран огромного телевизора на стене. Не глядя на серебристо-белое блюдце со свежим пирожным, жевала сладкое песочное тесто и запивала ароматным капучино. Улыбнулась шуткам «Уральских пельменей».

Возможно, она так и смотрела бы в экран, забыв про себя и пирожное, которое кондитер готовил с особенным вдохновением, потому что именно сегодня сюда обещала зайти хорошая знакомая, которая ему втайне нравилась.

Но в эту минуту зазвонил телефон. Огненноголовая женщина, разговаривая, перевела взгляд за окно. Постепенно глаза её опять наполнились грустью и тоской. Закончив разговор, вздохнула, перебрала наушники. Сделала звонок, а потом, отстраняясь от окружающих и телевизора, включила музыку в телефоне.

Её лицо постепенно смягчилось, но уединение вновь нарушил очередной звонок, вынуждая отвлечься от вкусного пирожного и кофе, вкус которых только начал открываться во всей сладостной глубине. На лице проступило разочарование, которое сменилось раздражением. Она резко, приглушённо говорила в трубку и рубила воздух левой рукой.

Стул молча наблюдал вместе со мной.

Наконец, доев пирожное, у которого не было шансов подарить посетительнице энергию и любовь, которые в него вложил кондитер, женщина встала. Не глядя на нас со стулом, вышла.