– А нельзя.
– А вы серебряные пули продаете, да?
– Да.
Или:
– Нет.
Мысленно представляю себе разговор с ними – разговор, который никогда не состоится.
Луна уходит куда-то никуда, мне не хочется включать лампу, мне не хочется ничего делать, хочется зарыться в одеяло и спать…
…крик.
Там, внизу, в комнатах, даже не сразу понимаю, где – бегу по лабиринтам замка, спотыкаюсь о самого себя, падаю куда-то на потолок. Натыкаюсь на Кэхэриет, бледную, безмолвную, почему она лежит на полу круглого зала с мозаикой в виде компаса, лежит, пронзенная серебряной пулей, перед окном, распахнутым в зимнюю ночь…
Холодеют руки, закрываю окно – как будто это может что-то изменить, что-то исправить, припоминаю какие-то обряды, как вернуть убитую баньши – понимаю, что никак.
– Па-ап…
Хватаю в охапку Лианнан, увожу прочь, прочь, в библиотечную анфиладу, дальше, в шахматный зал, усаживаю на кресло в виде коня, Лианнан как всегда поправляет, это не конь, это келпи, киваю, келпи, келпи, конечно же, келпи, кто бы сомневался…
Закрываю двери, закрываю ставни, Лианнан ноет, хочет морозное небо, исколотое звездами, – я включаю какой-то космический ночник, по потолку бегут разноцветные огоньки. Лианнан сворачивается клубочком, кажется засыпает. Открываю ноут, набираю – привычно, механически…
«…Люди! Не повторяйте чужих ошибок! Не приманивайте келпи! Не забывайте, что это не мирные безобидные лошадки, а смертоносные чудовища, убивающие…»
…спохватываюсь.
УДАЛИТЬ.
Закрываю ноут, пропади, пропади оно все…
Тренькает телефон, кому опять неймется…
«Напоминаем, что в этом месяце стоимость аренды замка составляет…»
Чер-р-р-т…
Открываю ноут, сжимаю зубы…
«…Люди! Не повторяйте чужих ошибок! Не приманивайте келпи! Не забывайте, что это не мирные безобидные лошадки, а…»
Оглядываю шахматную комнату, вижу в темном углу что-то с длинными когтями и копытами, пронзенное серебряной стрелой. Мне не по себе, мне не верится, что они пробрались сюда, те, кто читают Ловца, полторы тысячи прочтений в день, начислено семьсот…
Сжимаю первое попавшееся оружие, благо, в замке его много, затравленно оглядываю комнату, клеточки, клеточки, клеточки, пуфики в форме пешек, столик в виде шахматного слона, шкафчики в виде ладьи, мирно спящая Лианнан, Ланнан-ши, как говорила Кэхэриет…
Кэхэриет…
Больно сжимается сердце.
Сжимаю серебряный кинжал, готовый заколоть любого, кто приблизится к нам, – комната отражается в зеркальных стенах, становится бесконечной, мне то и дело мерещатся какие-то тени в лабиринте шахматных фигур, нет, это мое отражение…
Или…
Арктический лед в сердце.
Только сейчас понимаю, что вижу Ловца.
Здесь.
Напротив.
У него череп вместо головы.
На самом деле да.
У него кошачьи зрачки в глубине глазниц.
На самом деле да.
Его зовут Ловец.
На самом деле да.
Я не понимаю, как он сошел с экрана, как он оказался здесь, – живой, во плоти, так не бывает, просто не бывает, вот келпи, баньши, лианан-ши – бывают, а сошедшие с экрана – нет, нет, нет…
Замахиваюсь кинжалом – он тоже замахивается точно таким же кинжалом, почему у него такой же кинжал из серебра, почему он одет как я, почему он повторяет мои движения, почему он в зеркале, почему это мое отражение, почему у меня череп вместо головы – на самом деле, да, почему у меня кошачьи зрачки в глубине глазниц – на самом деле, да, я не Ловец, я не Ловец, я…
…тот в зеркале поднимается, сжимает кинжал, идет через комнату, заносит руку над Лианнан, спящей в отражении, почему я не могу остановить его, почему, почему, почему…
Кофейник с фениксом
Стражники.
Четверо.
Октахор Симплекс пытается придумать еще что-нибудь, больше ничего не придумывается, вертятся и вертятся все те же два слова.