Тёмы нигде не было видно. Подняв со стола бокал, выпила его до дна, взяла свою сумочку и потихоньку покинула чужой праздник. Мама всё равно собиралась ночевать у крёстной – я ей была не нужна.

Прощаться ни с кем не стала, только Женьке кивнула в знак неравнодушия.  Со стойки бара заказала такси – всегда боялась «бомбил» – и вышла на улицу.

Такси задерживалось. Снова возникла тяга к сигарете. Прикурив её, задумалась. О чём? Да не помню даже… наверное, о непростой женской доле.

– Девушка? Такси вызывали?

***

17 ИЮЛЯ. ВЕЧЕР

– Чёрт! Тёма?!

Это всё, что я поняла. Поняла, что откуда-то со стороны он подошёл ко мне, краем глаза увидела на самом деле приехавшее такси, а дальше начался полный сюр.

На мою голову кто-то накинул самый настоящий мешок. В таком ещё на утренниках Дед Мороз подарки носит. А потом меня быстро подняли и понесли. Судя по направлению, в такси и, судя по рукам, несущим меня, похитителем был именно Тёма! Я пыталась сорвать мешок, но не выходило. Всё, что удалось, – подсмотреть в щелку.

Меня аккуратно положили на заднее сиденье, и до уха чётко донеслось, как Женя сказал брату: «На два часа. Прикрою. Не подведи».

Я не была напугана или ошарашена – я была оглушающе счастлива, а потому решила кинуться во все тяжкие, ведь это не моя вина, правда? Меня же похитили!

Путь оказался недолгим, буквально пару кварталов. Потом такси остановилось, зашуршали купюры, и Тёма прошептал:

– Обещаешь не кричать и вести себя тихо?

– Обещаю…

Я вышла из машины, и он снова подхватил меня на руки. Через минуту мы оказались… в Жениной квартире. Бог ты мой! Да это почти сразу же за рестораном, из окон, вон, – угол здания можно увидеть. Ну и Женька!

Тёма подкрался сзади…

– Только ничего не говори, ладно?

– И не собиралась.

Он расстегнул платье – оно упало, хотя я тоже была готова в тот же миг упасть. Тёма не дал. Его мускулистые, теперь уже по-настоящему мужские руки понесли меня.

Он и вправду не хотел ничего слышать, только целовал меня везде и шептал что-то.

– Как же я хочу тебя… напасть ты моя, горе моё, счастье моё. Ничего не говори, я так долго этого ждал. Я уже не верил…

Тело готово было взорваться от накатившего желания, каждое его прикосновение жгло, в голове помутнело. Какой же он сильный… Боже, не знай его, я бы, наверное, испугалась такого напора. Он доводил меня почти до сумасшествия своими ласками и вдруг снова отпускал. Заглядывал в глаза, видел в них мольбу и вновь прижимал к себе, душил поцелуями.

Наконец и он сдался.

Казалось, наши тела, независимо от нас самих, пытаются наверстать упущенное, стараются насытиться друг другом…

Через час у меня уже просто не осталось сил.

– Прости меня, Тём. Прости, что сделала тебе больно…

Он всё гладил и гладил меня по волосам.

– Прости и ты меня за то, что не смог удержать, что не посмел силком оставить.

– Я не могла тогда поступить по-другому… – тихо проговорив, принимала его ласки, утопала в его руках.

– Я знаю. Ты не поверишь… я пытался забыть, пытался строить отношения, но все они – не ты, понимаешь? У них другой запах, другой вкус губ, кожи, а мне нужна была только ты. Я стал циничным. Брал своё – и адью… Я мстил. Мстил им всем за то, что они – не ты…

Прикрыв глаза, я с горечью выдохнула:

– Не надо, милый. Прошлого не вернёшь.

– Да кто это сказал? – раздался возмущённый стон. – Кто вбил в твою голову, что что-то – можно, а чего-то – нельзя? Я тебя прошу, я умоляю тебя: давай уедем? Вот прямо сейчас. Вернёмся, отдадим Женьке ключи и уедем!

– Тём… – борясь с самой собой, попыталась образумить его. – Не рви сердце.  Ну как я могу?

– Да ты хоть раз подумай о себе! О том, чего хочешь ты, – с ударением на последнее слово, с прерывистым дыханием прозвучал его голос, – а не о том, что хотят от тебя другие! Если ты сама себя не любишь, позволь я буду любить тебя и за себя, и за тебя. Дай нам шанс.