А теперь я стала другой.

Впрочем, меня действительно называли Королевной. На базе у всех были дурацкие прозвища (точь-в-точь как в школе, помните?). Иногда меня называли Шотландкой, но чаще Королевной. Это из-за Марии Стюарт, королевы Шотландии, еще одного моего прославленного предка. Умерла она нелепо. Хотя все они умирали нелепо.

Сегодня у меня должна закончиться бумага. Пока мне дали еврейскую книжку рецептурных бланков, а со временем подыщут что-нибудь более приемлемое. Я раньше и не знала, что такие бланки вообще существуют. Наверху значится имя врача, Бенджамин Зильберберг, а внизу – желтая шестиконечная звезда и предупреждение, что по закону еврейский доктор имеет право выписывать лекарства только своим соплеменникам. Предположительно, Зильберберг больше не практикует (предположительно, его отправили в концлагерь), вот почему книжка оказалась в руках гестапо.

^>1 Мой фюрер (нем.).

^>2 Партизаны маки (фр.).

^>3 Сопротивление (фр.).

Я сделала и менее злобный вариант:

Когда я писала это, то имела в виду обычный вечер выходного дня, но нарисовавшийся в голове сценарий навел на мысли про Мату Хари на задании. Интересно, Энгель жилось бы счастливее, будь она шпионкой, блестящей и смертоносной? Просто не могу примерить на нее другую роль, кроме роли Педантичной Гадины-служаки. К тому же уверена, что мрачные последствия провала миссии спецагента не покажутся желанными ни одной живой душе.

Меня подмывало выписать рецепты Уильяму Уоллесу, Марии Стюарт и Адольфу Гитлеру, но я не смогла придумать ничего настолько умного, чтобы не жалко было тратить бумагу попусту, учитывая неизбежность наказания.

А себе я бы в первую очередь прописала кофе. Потом – аспирин. У меня высокая температура. Это не столбняк (от него нам делали прививки), а, возможно, заражение крови; не думаю, что те булавки были такими уж чистыми. Одну из них я нашла только через некоторое время после того, как повытаскивала все остальные, и теперь место, где она была, очень болит (и некоторые ожоги меня тоже немного беспокоят, в первую очередь те, что на запястье: они трутся об стол, когда я пишу). Так что, может, я тихо скончаюсь от заражения крови, избежав казни посредством керосина.

Эффективного способа убить себя при помощи портновской булавки не существует (ведь гангрену эффективным способом не назовешь). Я долго ломала голову, пытаясь его изобрести, потому что булавки у них валяются где попало, но все зря. Тут ничего дельного не придумаешь. Хотя булавкой можно открывать замки. Когда нас обучали, я очень любила уроки, где показывали методы взлома. А вот не увенчавшаяся успехом попытка применить их на практике мне не слишком понравилась: замки-то я открываю хорошо, но выбираться из зданий не очень умею. Наши тюремные камеры – это всего лишь номера отеля, зато охраняют нас не хуже, чем членов королевской семьи. К тому же есть еще собаки. После истории с булавками мои тюремщики постарались, чтобы я не могла ходить, если мне все-таки удастся выбраться в город. Не знаете, где учат, как лишить человека возможности передвигаться, не ломая ему ноги? Может, в какой-то специальной нацистской школе нанесения телесных повреждений? Как и прочие мои травмы, эти зажили, через неделю только синяки остались, и теперь меня постоянно обыскивали, чтобы убедиться, что я не припрятала ничего металлического. Вчера я попалась на попытке засунуть в волосы сломанное перо авторучки (конкретных планов на него у меня не было, просто на всякий случай: никогда не знаешь, когда что пригодится).

Ой, я часто забываю, что пишу не для себя, а вымарывать все это уже слишком поздно. Гнусная Энгель вечно выхватывает у меня записи и поднимает тревогу, если видит, как я стараюсь что-нибудь зачеркнуть. Вчера я попыталась вырвать и съесть страницу, но Энгель успела раньше. (Это было, когда я бездумно упомянула техническую базу в Суинли. Борьба с этой дамочкой даже как-то бодрит. На ее стороне преимущество свободы, но я куда более изобретательна. К тому же готова пускать в ход зубы, а она таким брезгует.)