Разряды исходили от ее сестренки, которая стояла в зале, рядом со сваленными в кучу контейнерами и валяющимся на полу с испуганными глазами Женькой. Она побежала к сестре, как вдруг в склад ворвались, и старший скомандовал:

– Огонь на поражение!

Раздались выстрелы, сердце Бобо остановилось, она закрыла глаза и все затихло. Девушка открыла глаза и увидела свою испуганную младшую сестру, все в том же складе, но только теперь прямо перед собой и с застывшим вопросом на лице. Правая рука Бобо лежала на плече у Даси, а левую она не чувствовала. Девушка повернула голову, чтобы осмотреть свою руку и поняла, почему сестра была так удивлена. Руки у нее не было. Точнее, было что-то похожее, металлическое, сливающиеся с пластиной, ранее представлявшей решетку с пола, расплавленной и искореженной в форме волны. Металл двигался, словно он не металл вовсе, а застывшая по приказу волна и в этот момент волны памяти отнесли девушку в ее детство. В тот самый момент, который она всегда считала кошмаром, потому что мама всегда ей говорила, что этого не было и это всего лишь кошмар и она не умирала и не превращалась в груду метала. Но теперь это произошло с ней! Значит это был совсем не сон!?

Бобо дышала часто, осознавая, что она вовсе не человек, и их мать действительно давно погибла. Но кто же тогда эти люди, которые воспитывали их столько лет? Даси взяла ее за руку и крепко сжала ладонь, и Бобо пришла в себя. Ее левая рука понемногу обретала прежнюю форму. Бобо обдумывала как быстро свалить из этого склада через люк пока металлическая стена совсем не опала, как вдруг почувствовала резкую боль в затылке и потеряла сознание.

*****

Прошло уже три дня после операции. Пациент не приходил в сознание, несмотря на удачную операцию и полное восстановление абсолютно всех тканей. Ирина Николаевна периодически заходила к нему в палату, глубоко вздыхала и снова уходила. Игорь пропадал в качалке, ожидая воскрешения своего будущего подопечного, а Артур Измайлович дремал в кабинете, измученный изучением бумаг по образцу 001. Ему еще предстояло восстановить парню руку, если он очнется. Толстый спал на своем стуле, откинувшись на спинку и широко раскрыв рот. Руки безвольно свисали и ноги были широко расставлены и если бы не храп, который он издавал, то можно было принять его за «чувака в отключке», как Толстый сам любил выражаться на пациента, к которому был представлен уже больше четырёх месяцев. В палату вошел Тощий, с недовольным видом он швырнул в Толстого тканевое изделие для уборки.

– А?! Что?! – подскочил Толстый, вытирая выбежавшие изо рта слюни и раздирая глаза.

– Твоя очередь делать уборку, – проворчал Тощий и рухнул на стул рядом с пациентом, – Этот парень меня уже достал. Сидим как няньки с ним и записываем показатели. Абсолютно бесполезная работа! Серая думает, что нам больше ничего доверить нельзя.

Толстый сочувственно посмотрел на друга и тут же озарился идеей. Тощий устал от безделья, ему нужно было дать возможность заняться чем-нибудь интересным, лучше всего каким-нибудь исследованием.

– Пошли! Я покажу тебе кое-что, – позвал он Тощего, с усилием вставая со стула, который словно кряхтел от облегчения.

Толстый вышел в коридор, затем снова просунул свое круглое лицо в дверь и спросил:

– Так и будешь тухнуть здесь или пойдешь со мной на аттракцион?

Тощий оживился. Неизвестно откуда, но Толстый всегда знал, где можно развеяться в этой каменной тюрьме. Они зашли в лифт и спустились на нижний уровень. Дверь лифта открылась, и Тощий ахнул. Перед ним, в пластиковом контейнере, сидела девочка, улепленная датчиками и проводками.