Бокий шутки не поддержал, присел к столу, на угощение и не взглянул.

– Что, всё так плохо? – посерьёзнела Ольга.

– Хуже некуда, Ольга Владимировна! Ленин госпитализирован в тяжёлом состоянии!

– Худо! – кивнула Ольга.

– Это ещё не худо… То есть худо, конечно, – поправился Бокий. – Но… – он поднял глаза на Ольгу. – В Москве убиты Дзержинский и Спиридонова, тяжело ранен Жехорский.

Ольга только на секунду прикрыла глаза, потом решительно поднялась.

– Пошли!

Путь их лежал на радиостанцию Петропавловской крепости. Там Ольга приказала дежурному радисту:

– Выходи в эфир и передавай открытым текстом: «Всем! Всем! Всем! Шторм! Шторм! Шторм!» Повторяй это сообщение каждые пять минут в течение часа!

Заместитель начальника Генерального штаба, генерал-лейтенант Бонч-Бруевич, находился в комнате связи, куда прибыл сразу после того, как ему доложили содержание радиообращения, передаваемого с антенны Петропавловской крепости.

Вошёл адъютант начальника Генерального штаба. Генерала он приветствовал строго по уставу, но как-то вычурно, с толикой шутовства, что ли. Адъютант передал дежурному офицеру бланк радиограммы, и от имени Тухачевского потребовал незамедлительно отправить сообщение по адресам. Офицер бросил мимолётный взгляд на Бонч-Бруевича. Генерал чуть заметно кивнул. Офицер передал бланк оператору, а сам прошёл в примыкающую к комнате связи аппаратную, где отключил передатчик от антенны. Понятно, что сообщение, хотя и было передано, но никуда дальше комнаты связи не ушло. Адъютант про то знать не мог, потому покинул помещение с чувством исполненного долга.

Бонч-Бруевич уже в своём кабинете читал доставленный из шифровального отдела оригинал сообщения. Текст радиограммы гласил:

«Всем штабам военных округов, флотов, отдельных частей и соединений. По получении сего предписания приказываю: незамедлительно взять под усиленную охрану все объекты, расположенные на вверенной территории, по спискам 1, 2 и 3. Об исполнении доложить. Нарком обороны Троцкий, начальник Генерального штаба Тухачевский».

Бонч-Бруевич достал носовой платок, промокнул лоб. Потом подсел к столу, и, то и дело обмакивая перо в чернила, набросал текст радиограммы. Вызвал адъютанта. Вручил сложенный пополам лист бумаги.

– Зашифруйте, голубчик, моим шифром и бегом к связистам!

Когда за адъютантом закрылась дверь, подтянул к себе телефон.

– Ежов слушает!

– Николай Иванович, это Бонч-Бруевич. Вы в курсе последних событий?

– В общих чертах. Про Москву и Петропавловку я знаю.

– Тогда я ставлю вас в известность о том, что происходит в Генеральном штабе…

Ежов слушал генерала, не перебивая.

… – Сейчас Тухачевский выехал к вам.

– Спасибо, Михаил Дмитриевич, вы всё делаете правильно. До ответа Абрамова решительных действий не предпринимайте. Предупредите Слащёва.

После того, как прошёл «отбой», генерал вызвал новый номер.

– Слащёв у аппарата!

– Здравствуйте, Яков Александрович! Это Бонч-Бруевич.

– Слушаю!

Бонч-Бруевич на миг растерялся, потом до него дошло.

– Вам неудобно говорить?

– Так точно!

– Тогда говорить буду я, а вы слушайте. Петропавловская крепость уже около часа передаёт штормовое предупреждение. Понимаете?

– Да!

– А некоторое время назад была предпринята попытка передать с антенны Генерального штаба следующее сообщение… – Бонч-Бруевич зачитал Слащёву приказ Троцкого. – Всё, как и предсказывал Абрамов. Я это сообщение пока придержал, а в адрес Абрамова только что отправил радиограмму. Надеюсь, что он ответит быстро. Пока будем тянуть время. Вы с нами?

– Так точно! Будет исполнено!

Командующий войсками Петроградского гарнизона генерал-майор Слащёв положил трубку. Повернулся к офицеру из окружения Тухачевского, который уже давно «пасся» у него в кабинете и всё время телефонного разговора держал руку в районе кобуры.