– Внутри вас, в вашей глубине запрятаны неисчерпаемые источники силы, — наставлял Эс-эН. — Чтобы добраться до них, вам надо стать тяжёлыми. Сейчас вы лёгкие, как поплавки. Чем больше вы стремитесь погрузиться, тем сильнее вас выталкивает на поверхность. Вот мы с Маргаритой достигли предела глубины: три ночи подряд никто не выдерживает, все проваливаются в небытие. Мертвые поднимаются, дырку между мирами прогрызают. Сначала кажется, вокруг океан энергии! Волны набегают, то любовь, то ненависть. Но вдруг пространство съёживается, и нет никакого океана, всё обман. А что не обман, что настоящее? Только мы вдвоём с ней настоящие. Её глаза, мои глаза, её дыхание, моё дыхание. Шесть суток без сна, предела нет. И смерти нет. Марго – Жар-птица, я — Белый Дракон. Вот такая вот самоидентификация.

***

Сон наваливается тяжёлый, дряблый, вездесущий. Нет от него никакого спасения. Я страстно желаю распластаться. От чая, кофе и сигарет опух язык, саднит нутро. Гашиш больше не действует.

В меня упирается угол кирпичной высотки. Встаю из-за стола, совершаю ритуальный поклон:

– Сэнсэй, я больше не могу. Сдаюсь.

Ловлю на себе взгляд Марты.

– Конечно, иди, зачем насиловать себя? — понимающе отзывается Эс-эН.

Но вдогонку роняет ледяное напутствие:

– Тем, кто ложится спать – спокойного сна.4

***

Я не оставлял попыток преодолеть эту стену. Мне не хватало оснащения, какой-нибудь страховки – всякий раз соскальзывал и летел вниз, а за мгновение до того, как удариться об асфальт, засыпал сладким сном. Но однажды неведомая тяга помимо моей воли легко подняла меня над преградой, казавшейся непреодолимой. Впервые я не хотел спать, и чувствовал себя на голову выше, чем был прежде.

Дни и ночи мы проживали странное. Вместо головы я ощущал полыхание огня. Солнце за окном вновь и вновь вставало, и садилось. В какой-то момент я увидел, Солнце и вправду река!

Эс-эН был неутомим. Иногда он закрывался у себя, а механизмы его волшебной мельницы лишь чуточку замедлялись, но не прекращали перемалывать зёрна наших сомнений в муку. Мы с Троицей не могли переброситься даже словечком, хоть и возникал небольшой зазор, словно одержимые, продолжали вращать каждый свою шестерёнку. Через полчаса или час Мастер возвращался посвежевшим, нажимал рычаги и запускал жернова с новой силой. Внутри него работала ядерная печь. Она обдавала наши нежные души радиоактивным жаром. Мы были обречены.

Но однажды Эс-эН не вышел из своей комнаты. Мы, затаив дыхание, прислушивались у двери, но постучать не решились.

В то бесцветное утро за окном пели птицы, шуршал метлой дворник. Мы добросовестно ждали, но Эс-эН не появлялся.

– Это все странно, – сказала Марта. — Чушь какая-то!

– Что – чушь?

– Я как будто не я. Заснула за рулём и вижу сон, что мы вот-вот врежемся.

– Идёшь на попятную?

– Тебе не кажется, что он косный? – продолжала она, не услышав вопроса.

– Он настоящий, последний в своем роде. Он держит Небо и знает Путь. Ты просто устала, лебедь.

– Теперь я – Троица. Не забывай об этом.

Мы включили какое-то кино, закутались в плюшевый плед и под мелькание экрана заснули, беззащитно белые на красной тахте.

***

Утром сигаретный дым въелся в мой сон, заставил проснуться. Щурясь, я вошёл на кухню. Эс-эН сидел в кресле неподвижно. Круглый стол зарос немытыми чашками, зацвёл шапками переполненных пепельниц. Я ринулся убирать всё это, но Эс-эН энергично взмахнул рукой – не надо!

Его тихий голос потянул из меня жилу:

– Служение должно быть искренним. Невозможно всю жизнь притворяться. Кто ты?

– Я? — Костас.

– Костас