– Нет.

– Какое же выбрал он?

– Вас это не касается.

– Вы всегда храните в тайне имена, которые вам дают?

– Да, если меня связывают с человеком близкие отношения. Олаф – мой муж.

– А если не говорить о близких людях, самое необычное имя, которое вы когда-либо получали, – какое?

– Почему это вас так интересует?

– Не знаю, – ответил я, хотя прекрасно знал почему – из-за моего имени.

Она задумалась и наконец сказала:

– Сигрид.

– А у нас с вами, по-вашему, не близкие отношения?

Она рассмеялась:

– Как бы то ни было, я счастлива, что вы выбрали шведское имя. Это очень тонко с вашей стороны. Вы как будто приняли меня в свой мир.

«Дорогая моя Сигрид, это ты принимаешь меня в свой мир», – подумал я про себя.

Когда она пожелала мне спокойной ночи, я горько пожалел, что не могу сопровождать ее в спальню. «Супругам спать порознь – это противно природе», – сетовал я про себя. Но Сигрид не знала, что она теперь моя супруга. Не стоило торопить события.

Я лег, очень довольный прожитым днем. Что я сегодня сделал? Прочел прекрасный роман, выспался, отведал «Дом Периньон» и «кло-вужо», ужинал в обществе восхитительной женщины. Лучшего времяпрепровождения и пожелать нельзя. А главное – сегодня я лучше узнал свою жену. Я представлял себе мою спутницу жизни идеальной шведкой, а оказался женатым на соскочившей наркоманке из Бобиньи, сам окрестил ее Сигрид, и такой она мне нравилась еще больше.

Однако ее девичья фамилия была Батист – это совпадение показалось мне притянутым за уши. Снова всплыла гипотеза заговора. Случайность? На домофоне моего этажа значилось имя Батист Бордав. Может ли быть, что покойный Олаф решил позвонить именно мне, потому что мое имя было ему хорошо знакомо? Если так, то мне не о чем беспокоиться.

Несмотря на долгую сиесту, меня клонило в сон. Это, как известно, самая неодолимая тяга на свете, особенно когда противиться ей нет никаких причин. И я уснул сном праведника.

Четыре часа спустя, выплыв бог весть из какого уголка мозга, в моей голове грянула мелодия из десяти нот. Я сел в постели, сна как не бывало: я узнал ее, это был телефонный номер, который набрал перед смертью Олаф.

А что, если это телефон виллы? У кровати стоял телефонный аппарат, но номера на нем не было. Вряд ли стоило заниматься изысканиями среди ночи. Лучше снова уснуть, только надо запомнить номер. Я мог положиться на свою память: не она ли разбудила меня в четыре часа утра? Но увы, я не понаслышке знал о ее капризах: она порой выдает никому не нужные сведения, а когда информация необходима, молчит. Если бы я мог записать мелодию! Но я не знал нотного письма.

Я зажег свет, взял бумагу и карандаш. Нанес на лист десять точек, соответственно высоте звука, и соединил их линией, как созвездие на астрономической карте. Система записи была, мягко говоря, рудиментарной, но памяти порой достаточно и малого подспорья.

Марая таким образом бумагу, я надеялся успокоиться, но не тут-то было: снова уснуть в эту ночь оказалось равносильно чуду. В моем мозгу прочно сидела дурацкая мелодия из десяти нот, словно какой-то примитивный механизм заело в голове. Это напомнило мне пять нот, которые в «Близких контактах третьего вида» служат для общения с инопланетянами, и все жители Земли в исступлении начинают их играть, призывая марсиан.

А кого же призывал я?

В какой-то момент аккорд так ударил по нервам, что у меня вырвался крик. Я тотчас испугался, что его могла услышать Сигрид. А через мгновение уже надеялся, что она слышала и сейчас прибежит в атласном дезабилье ко мне в комнату осведомиться, что со мной случилось. Я сошлюсь на приснившийся кошмар и попрошу ее побыть со мной, положить прохладную ладонь на мой пылающий лоб и спеть мне колыбельную.