Некоторое время Леша молча ходил по комнате, машинально поднял с пола спальник, а на его место кинул свой рюкзак.

– Я не знал, что ты такой упрямый, – наконец сказал он, но уже без раздражения. – Зачем ты хочешь звонить в Москву? Что ты надумал?

– Я хочу разыскать капитана яхты.

– В Москве? – удивился Леша.

– Нет, в Москве живет ее хозяин. Он-то, пожалуй, может помочь найти Караева.

– Рано или поздно милиция обязательно выйдет на хозяина. Зачем тебе надрываться?

– Я должен сделать это раньше милиции. Я частное лицо, понимаешь? И Караев наверняка будет со мной более откровенным.

– Ну что ж, успехов тебе, – потухшим голосом сказал Леша, поднимая с пола рюкзак.

– А тебе удачной охоты, – ответил я таким тоном, словно извинялся перед ним.

Перед дверью Леша неожиданно остановился.

– Да, Кирилл, чуть не забыл. У меня к тебе один деликатный вопрос.

– Валяй!

– Что касается Анны… У тебя по отношению к ней серьезные намерения?

– Ты о чем? – удивился я столь резкой смене темы. – О каких серьезных намерениях ты спрашиваешь? Мы оба вольные птицы. Она, кстати, вчера упорхнула и сейчас, наверное, уже далеко.

– Не так уж и далеко, – ответил Леша и, предупреждая мой возможный вопрос, сказал: – Я, собственно, это и хотел узнать.

Он протянул мне руку. Я, все еще недоумевая, пожал ее, закрыл за Лешей дверь, пробормотал: «Ну и ну!» – и взглянул на свое отражение в зеркале. Мое лицо, оказывается, было деформировано какой-то жалкой улыбкой. Такая бывает в тех случаях, когда человек вдоволь посмеялся над удачной шуткой, а потом вдруг выяснил, что смеялся над самим собой.

Я хрипел на подъеме как загнанная лошадь, но держал прежний темп, и пот уже градом катился по моему лицу, заливая глаза. Ничто так не снимает стресс, как бег на длинные дистанции. Мне приходилось довольно часто пользоваться этим средством, чтобы наводить порядок в мыслях, вычищать нервы от бремени эмоций и поддерживать себя в необходимой форме. Обычно я бегал по живописной трассе, соединяющей Судак с Новым Светом. Но сегодня я погнал себя намного дальше – через гору Караул-Оба, оттуда – по дикому пляжу поселка Веселое, а затем через каменный хаос – к мысу Ай-Фока.

От судакского причала до мыса Ай-Фока по прямой – километров девять-десять. Для яхты такого класса, какой была «Ассоль», это час ходу. «Значит, – думал я, – приблизительно в полдень яхта могла достичь мыса. От него до острова – не меньше двух часов. По времени все сходится – убийство Милосердовой на острове произошло приблизительно в два часа дня. Можно предположить, что Караев поплыл на мыс, чтобы там взять на борт Милосердову, а затем отвез ее на остров. Единственным пассажиром была директор АО или с ней был еще кто-то? Каким образом Караев переправился с острова на берег? Плавал ли он вообще в тот день на остров?» На эти вопросы ответить мог только капитан «Ассоли», которого я хотел найти, если, конечно, он был еще жив.

Перевалив через Караул-Обу, я спустился на песчаный пляж, бежать по которому было уже невозможно – увязали ноги. Попутно я искупался, не снимая с себя одежды, но, пока дошел до мыса, трусы и майка высохли, и на них снова проступили пятна соли.

Ай-Фока – треугольная скала, вонзающаяся острым углом в море, как раскроечный нож в ткань. Сразу за ней начиналась обширная бухта, на берегу которой раскинулся поселок Морское, уже много лет напоминающий грандиозную новостройку – среди кипарисов, словно соперничая с ними в стройности, торчали стволы башенных кранов, бульдозеры стачивали пологие прибрежные склоны, придавая им вид ступеней, едва ли не треть пляжа была завалена бетонными опорами, стенами с дверными проемами, но все же гостиничные корпуса росли медленно, словно полярные хилые деревца, и поселок, как и много лет назад, все так же задыхался от цементной пыли, от грязи, изобилия грузовых машин, автокранов и бетономешалок.